— Ну, што скажешь? — Никита Иваныч грузно развернулся к китайцу.
— Все это интересно, достопочтимый воевода. Но у меня для вас более важные вести.
— Да ну тя? И каки ж таки вести?
Видно было, что воевода все еще не верил китайцу и лишь искал повода поймать того на лжи.
— Один из качинских родов отходит в степь, в подчинение кыргызам.
— Слыхали уж. И што за род?
— Это род, стоящий в устье Калтата. Не берусь вам советовать, но у нас в Китае уже шел бы отряд для примерного наказания бунтовщиков.
— Из Москвы царь Ляксей наказы шлет — не забижать кыштымей, лаской их брать. Не забижать, глянь-ко! Цацкаться с имя, дак и вовсе на шею сядут.
В передней горнице хлопнула дверь, в комнату ворвался казак, посланный привести Андрея.
— Ну?! — воевода грозно навис над столом.
— Сбег, сука!!! Ваньку раздел, повязал и сбег! И кобылу ево с коновязи свел.
— Ваньку под кнут! Кто при коновязи стоял, под кнут! Наряд в догон собрать, живо! Старшой ты! Не возьмешь, сам кнута испробуешь. Да, вот ишшо што — ежли он в лес ушел, то в Гремячем логу хоронится, не иначе. Так ли, нет — все одно туды гляньте. Понял? Ну, давай!
— Вот олухи, прости Господи! — снова сказал он китайцу. — Кыргызской сабли давно не пробовали, привыкли, понимать, на остроге пузо греть.
На дворе поднялся шум, снова хлопнула дверь, вбежал казак, отряженный в погоню за Андреем.
— Ну, чево ишшо?! — прорычал воевода.
— Ой, бяда! Качинцы наших на струге постреляли, двое токо приплавились и те пораненные.
Воевода грузно сел на баранью шкуру, хватая воздух широко открытым ртом.
— Йе-мать! Не врал ты, узкоглазай… — продышавшись, бросил он Мастеру, не заметив, каким черным огнем полыхнули на «узкоглазого» прищуренные китайские глаза.
— Так, — последовал приказ казаку, — погонь завернуть! Хрен с им, ишшо достанем. Подь в первую сотню, она от нарядов свободная — пушшай собираются. Насмелели кыштымя, дак поучим маненечко. Сотника ко мне! И коня — потом на Анисей поеду, на пораненных глянуть.
Загремев сапогами, казак рысью скрылся в сенях, китаец по-прежнему сидел на месте.
— Иди, мил человек, не до тя мне, — исподлобья глянув на него, нелюбезно произнес воевода Карамы-шев.
— Боюсь, это было бы преждевременно, — вежливо, но с достоинством ответил господин Ли Ван Вэй.
— Ты што ж думаешь, мы при те говорить будем, куды казачков пушшать?
— Это не мне решать, достопочтимый воевода. Но это еще не все новости, которые я должен вам передать…
Тут хлопнула дверь, и к косяку привалился средних лет казак. У него было скуластое лицо, сильно загорелое, немного веснушчатое, выгоревшая, пшеничного цвета борода с такими же усами.
— Звал, Никита Иваныч? Куды сотню собирать?
— Куды, куды… на кудыкину гору! Садись вон на лавку, чево стоять-то, — затем оборачивается к китайцу:
— Ну, говори, што там ишшо.
— Будет удобнее, если я нарисую. Не найдется ли у вас листа бумаги и чего-нибудь, чем писать?
— Сам и возьми — вон, на столе у подьячего. Двигай, сотник, ближе, о деле толковать будем.
Мастер тем временем взял широкий лист плотной бумаги, обмакнул в чернила гусиное перо и начал рисовать.
— Вот Енисей, — показал китаец, проведя на желтоватой бумаге ровную черную линию. — Вот речка Бирюса, а вот здесь стоит… как это по-русски… в общем, маленькое поселение для христиан старой веры. А вот это… — И он обвел кружок на берегу Бирюсы, в том самом месте, где раскольники строили свои лодки. Воевода и сотник придвинулись ближе, внимательно разглядывая рисунок.
— И сюды казачков пошлем, — подумав, решил воевода.
Проснулся Андрей от легкого треска — ветка хрустнула под чьей-то ногой. Лошадь, подняв голову, насторожила уши. Подтянув саблю, Андрей осторожно выглянул из-за кустов. Вверх по оврагу, вдоль ручья пробирался высокий сутуловатый мужик с прямыми и светлыми, словно выбеленными, волосами, стриженными в кружок. Выйдя к лошади, он осторожно огляделся, затем позвал негромко:
— Ондрюха! Не боись, я от китайца твово посланный. Выходи!
— Здорово, Дмитрий! — поприветствовал его Андрей, спрыгнув к ручейку.
— Ну-у-у, — оглядел его Митрей, — оре-е-ел! Полну казацку справу отхватил!
