Но второй охотник втайне от всех только делал вид, что спал. И левый глаз его следил за всем.
Третий охотник тоже не спал.
К рассвету, когда буря утихла, они узнали тайну исчезновения рыбы.
— Я тебе! — закричал первый охотник и схватил плавун.
— Ну-ка положи нашу рыбу! — закричал второй.
Так они разозлились на третьего, что сломали его каяк, а сами уплыли — подальше от него — поближе к дому. А на прощание кинули ему косточки рыбы в голубой чешуе:
— На вот! — крикнул первый.
— Вот тебе! — крикнул второй.
Их каяки быстро скрылись в тумане, а охотник остался один с рыбьим скелетом на незнакомом пустом Острове.
— Я просто хотел есть! Я был голодный! — охотник бежал по берегу и махал руками. Но ему никто не ответил.
«Что же мне теперь делать?» — подумал он, сел на песок и посмотрел на небо. И ничего не увидел, потому что небо было в тумане. «Хоть бы зверь какой-то пробежал». Но ничем не мог Остров порадовать своего гостя: на нем тогда не обитали ни люди, ни животные.
Долго сидел охотник, перебирал рыбьи кости, пока не решил их зарыть: «Красивая была рыба. Нельзя ее так оставить, а то морской тоён навсегда отвадит от меня охотничью удачу. И я больше ничего не поймаю и буду голодать».
Он зарыл рыбьи кости, присыпал песком и пошел собирать сухую траву и плавун, чтобы сделать дом. День за днем он собирал плавун и строил свое подземное жилище — «улягамах». Солнце ныряло в океан и выныривало обратно, месяц сменял луну, и луна сменяла месяц, и шел дождь, и выпал снег. А охотник все жил на Острове: ловил рыбу, а от непогоды прятался в теплом подземелье. Эта зима показалась ему самой долгой из всех прожитых зим. Он вспоминал свой дом и представлял, как вся деревня веселится на празднике зимы, как под удары бубна по лестнице из рыбьих пузырей пытаются пройти отчаянные смельчаки. «Я бы, конечно, прошел. В этот раз точно бы прошел», — подумал он. «Но где я, а где лестница…». Так тянулась зима. Тянулась, тянулась и однажды закончилась.
Снег растаял, и охотник пришел на берег, на то самое место, где он похоронил рыбу в голубой чешуе. «Ну здравствуй, рыба! — сказал он. — Ты там одна лежишь, и я тут один. А зима уже все. Нет больше зимы, рыба».
Вдруг он увидел, как песок на рыбьей могиле зашевелился, и из него показался коготь, а потом и лапа — вся в голубой шерсти. За лапой вылезла другая когтистая лапа, они разрыли песок, и охотник увидел голову зверя — ушастого и усатого.
— Ты кто такой? — спросил охотник.
— Я — Акчинук-голубая-шерсть, — ответил зверь. — Я из рыбы пророс. Вытащи меня целиком.
Охотник вытащил Акчинука, поставил на землю. Акчинук отряхивается, шевелит ушами.
— Я еще не умею ходить. Научи меня.
Делать нечего, встал охотник на четвереньки и принялся учить Акчинука ходить — нога за ногой, лапа за лапой. Так прошли они по берегу до дома охотника и обратно. «Ну что же, что не человек, — подумал охотник. — Все равно я уже не один».
Акчинук оказался хитрым зверем — все время таскал еду у охотника, но зато и никуда далеко от него не уходил. Охотник привык к такому характеру Акчинука и стал прятать свою еду подальше. Но для хитрого зверя в голубой шерсти всегда оставлял кусочек.
Второй сон. Лазоревая Луна
Сейчас об этом уже никто не помнит, но спросите хотя бы у Острова, и он вам наверняка скажет: «Да-да, было дело, жили на небе две луны, две неразлучные сестры — Желтая и Лазоревая».
Желтая — постарше, поразумнее, а младшая — так, перекати-небо: то у звезд засидится в каком-нибудь созвездии, то найдет тучу почернее, пожирнее, спрячется за нее — и ищет ее сестра по всему небосводу: «Ээээээй! Лазоревая Лунааа!»
Так и жили они: младшая веселилась, старшая помогала солнцу землю по ночам освещать. И так дожили бы они до наших дней…
Но однажды Акчинук-голубая шерсть увидел в океане отражение Лазоревой Луны. И влюбился. Что ни ночь, стал Акчинук звать Луну:
«Пойдем, — говорит, — в мою нору, смотреть на подземелье».
«Пойдем, — говорит, — прятаться в белых цветах, высокой траве и лаять на бакланов».
«Пойдем, — говорит, — нырять в туман и махать хвостами».
Лазоревая Луна долго делала вид, что даже и не слышит, как Акчинук-голубая шерсть зовет ее ночи напролет. Но на самом деле ей было интересно, что это за зверь такой, не похожий ни на одну звезду, ни на одну планету. Однажды она, не в силах сдерживать свое лунное любопытство, сказала ему: