Зорин томился у подоконника, любовался козой и время от времени поглядывал на меня.
Я поинтересовалась у месье Гаспара, чего именно ему хотелось сегодня отобедать и какое вино он предпочтет. Месье предпочитал что угодно, но в моей компании. Я сообщила, что наш с ним тет-а-тет, в случае осуществления оного, придется делить с дуэньей, госпожой Шароклякиной, и описала матрону, сгустив краски до грани приличий.
Отважного месье Лариса Павловна не испугала, а скорее раззадорила.
— Мадемуазель Абызова, — с ударением на последнюю «а», молил он. — Скажите мне «да»!
Я посмотрела на Зорина, изобразила смущение:
— Боюсь, мой жених не будет счастлив эти фактом, поэтому…
Воинственный взгляд француза в его сторону Ивана удивил и, кажется, позабавил.
— …я пришлю вам самый изысканный обед, который только можно получить на Руяне, а также корзину с лакомствами для моей нянюшки.
Зорин, поняв, что разговор с лекарем подходит к концу, предложил мне руку.
— Отказала или нет? — спросил он, подсаживая меня в седло. — Судя по кислому виду кавалера, свидания ему не обломилось?
Я гордо промолчала, но, когда лошадь тронулась, послала доктору, наблюдающему из окна, воздушный поцелуй.
Иван Иванович за это поводьев мне не отдал, а когда я попыталась их отобрать, пригрозил, что ссадит и придется мне добираться до отеля пешком.
Я похихикала про себя над этим ревнивцем и расслабленно прислонилась к мужской груди. Боком в седле было неудобно, когда госпиталь скрылся за холмом, я попросилась изменить посадку. Зорин позволил, присовокупив, что к виду моих панталон уже притерпелся.
Перекинув ногу, я ухватилась за луку седла. Лошадка шла рысью, а когда тропа закончилась, перешла на шаг. Погоды стояли расчудесные. Ветра не было, солнце было. Пахло близким морем, травой и хвоей.
— Эдак мы до завтра ехать будем, — протянула я.
— Мы куда-нибудь торопимся?
— Про тебя не знаю, а у меня дел невпроворот. Во-первых, надо на кухне распорядиться, чтоб для лекаря с Маняшей кушаний наготовили, да наведаться в винный погребок, да придумать, что Наталье Наумовне наврать про утреннюю отлучку, да… Иван! — Я возбужденно завертелась. — У меня же Гавр занедужил! Я ему, кажется, спину поломала.
— Это уже никуда не годится!
— Так не нарочно же, просто силы не рассчитала.
— Ты ерзаешь!
— Да нет, я его ногой…
Зорин чертыхнулся и приподнял мне бедра, отодвигая практически на луку седла.
— Ты на мне ерзаешь, а я, Серафима, не железный.
— Да? — Я заливисто расхохоталась. — А по ощущениям, довольно твердый.
Иван пустил лошадь в галоп, пришлось захлебываться смехом и ветром, попадающим в приоткрытый улыбкой рот.
— Идем твоего питомца осматривать, — велел Зорин, когда мы оставили нашего скакуна на попечение конюхов, и пошел к отелю, даже не предложив мне руку.
— Я попросила Карла Генриховича к нему вызвать, — я догоняла чародея. — Господин Отто котиков тоже пользует.
— Ну тогда я там без надобности.
Мы раскланялись со знакомыми, встреченными по дороге. Зорин даже замедлил шаг и не отшатнулся, когда я взяла его под руку. Я выглядела в сей момент огородным пугалом, поэтому пообещала себе для следующей нашей с Иваном прогулки выбрать самое милое платьице. Такой видный мужчина и спутницу рядом достойную иметь заслуживает.
У его нумера мы простились. Едкую заготовленную тираду я озвучивать не стала, видела, что чародей находится в состоянии до крайности нервическом, и даже знала, из-за чего.
В апартаментах меня ждали обе Марты и Наталья Наумовна. Последняя прибывала в истерике.
— Баюн ваш, барышня, ее цапнул, — прошептала Марта-толстушка.
— Или она его, — в другое ухо нашептала худышка, — там бабушка надвое сказала.
Натали сотрясала рыданиями козетку, на которой возлежала.
— Холодную воду в тазу несите, — скомандовала я горничным, — ароматические соли, нашатырь. Господин Отто где?
— Так он удалился уже. Госпожа Бобынина как раз на прощанье из своей спаленки изволила появиться.
— Почивать барышня изволила почти до полудня.
— Доктор как ее увидал, так и счел за лучшее…
— Увидал и услыхал.
— Чернавки подлые, — это уже Наталья Наумовна соло выступила. — Хамки, мужички!
