— Я буду только рад, если узнаю, что мне не чинят нарочитой обиды.
— Так вот, — начал Кир, — во-первых, этот самый Хрисант не дожидался вызова, а являлся, блюдя наши интересы, раньше, чем его позовут. Затем, он не ограничивался выполнением приказания, но делал еще и то, что сам находил полезным исполнить для нас. Когда же надо было выступить по какому-либо поводу перед союзниками, он помогал мне советами в тех делах, касаться которых он считал достойным меня; если же он замечал, что я хочу довести до сведения союзников кое-какие вещи, о которых, однако, стесняюсь говорить от своего имени, то он говорил об этом сам, высказывая мое суждение о них как свое собственное. Поэтому можно ли не признать, что в таких случаях он был мне полезнее даже меня самого? К тому же, по его собственным словам, ему самому всегда достаточно того, что у него есть, тогда как мне — это знает каждый — он непрестанно старается оказать услугу каким-нибудь новым приобретением и гораздо больше меня самого гордится и радуется моим успехам.
— Клянусь Герой, Кир, — вскричал Гистасп, — я просто счастлив, что спросил тебя об этом.
— Почему это? — удивился Кир.
— Да потому, что и я постараюсь теперь делать так. Одного только я не возьму в толк, — добавил он. — Как смогу я показать, что радуюсь твоему благополучию: надо ли хлопать в ладоши, или смеяться, или еще что-нибудь делать?
— Лучше плясать по-персидски, — заметил Артабаз, и при этих словах все рассмеялись.[353] Пиршество шло своим чередом, когда Кир спросил Гобрия:
— Скажи мне, Гобрий, как по-твоему, теперь тебе было бы приятнее отдать свою дочь за кого-нибудь из этих друзей, чем тогда, когда ты впервые встретил нас?[354]
— Что ж, — отвечал Гобрий, — можно и мне сказать правду?
— Конечно, клянусь Зевсом, — поощрил его Кир, — ведь никто не задает вопросов из желания услышать ложь.
— В таком случае можешь поверить, что теперь сделать это мне было бы гораздо приятнее.
— А мог бы ты объяснить, почему собственно? — спросил Кир.
— Разумеется.
— Сделай милость, скажи.
— Дело в том, что тогда, как я видел, они бодро переносили трудности и опасности, а теперь я убеждаюсь в их благоразумном отношении к счастью. Между тем, по моему мнению, Кир, труднее найти человека, переносящего достойно свое счастье, чем несчастье, ибо первое большинству придает наглость, а второе всем внушает благоразумие.[355]
— Ты слышал изречение Гобрия? — обратился Кир к Гистаспу.
— Да, клянусь Зевсом; и если он почаще станет изрекать такие истины, то заполучит меня в женихи своей дочери гораздо скорее, чем если будет показывать мне свои многочисленные кубки.[356]
— Ну что ж, — сказал Гобрий, — у меня записано множество таких изречений,[357] и я не прочь буду поделиться ими с тобой, если ты получишь мою дочь в жены. Что же касается кубков, которых ты, сдается мне, не выносишь,[358] то я не знаю, не отдать ли мне их этому Хрисанту, раз уж он и место у тебя перехватил.
— Вообще же, — снова заговорил Кир, — и ты, Гистасп, и вы все, здесь присутствующие, должны знать: если вы будете говорить мне о том, когда кому-либо из вас придет в голову жениться, то вы легко убедитесь, каким отличным помощником я смогу оказаться для вас.
— А если кто-нибудь пожелает выдать дочь, — спросил Гобрий, — кому он должен заявить об этом?
— Тоже мне, — сказал Кир, — ибо я на редкость сведущ в этом искусстве.
— В каком это? — поинтересовался Хрисант.
— Да в том, чтобы определить, кому какой брак подходит.
— Тогда скажи мне, ради богов, — попросил Хрисант, — какая жена, по-твоему, лучше всего подойдет мне?
— Прежде всего, — отвечал Кир, — маленькая; ведь ты и сам невелик, а если ты женишься на высокой и когда-нибудь захочешь ее поцеловать, когда она будет стоять, тебе придется подпрыгивать, как щенку.
— Да, это ты правильно заметил, — согласился Хрисант, — тем более, что я никуда не годный прыгун.
— Затем, — продолжал Кир, — тебе бы очень подошла курносая.
— А это еще к чему?
— Да ведь сам ты горбонос, а горбоносость, поверь мне, лучше всего сочетается с курносостью.
— Ты, пожалуй, скажешь, — усмехнулся Хрисант, — что и хорошо поевшего — вот как я теперь — надо сочетать с голодной.
