На третий день слуга пришел в гостевую комнату прибраться. Подойдя к столу, он заметил, что батарея сдвинута, а панель за ней слегка приоткрыта; он даже разглядел за панелью Сина и тут же закричал:
– Он здесь! Он здесь! Господин прячется в гостевой!
В комнату ворвались полицейские. Командовал, похоже, человек лет тридцати с чем-то, в сером френче а-ля Мао, а не в полицейской форме. Когда Сина выволокли, человек во френче посадил его на стул и приступил к допросу.
– Зачем опять бежать? – вежливо спросил он. – Зачем опять безобразничать?
– Я не могу тут жить, – ответил Син. – У меня тут ни жены, ни детей, ни семьи, ни друзей. Все на Юге. Как мне тут жить в одиночестве?
– Вы же не просили привезти вам родных, – пожал плечами френч. – Попросили бы – мы бы все устроили.
– И как бы вы их привезли? На Юге за ними наверняка следят.
– Отчего вы никак не поверите во власть народа? Вы просто не понимаете, какая у народа власть… – Френч вздохнул. – Вы совершили преступление и предали нашу страну. Вы пытались сбежать. Это очень серьезно. Вы заслуживаете казни.
– Я южнокореец. Я хочу вернуться домой – почему это преступление?
– Вы наш гражданин. Граждане обязаны подчиняться закону.
– Я не ваш гражданин, – возразил Син. – Я гражданин Южной Кореи…
– Ха. Ерунда. Корейская Народно-Демократическая Республика – единственное настоящее государство на Корейском полуострове, а значит, вы ее гражданин.
На том разговор и завершился. Пришли другие старшие офицеры, глянули на Сина и ушли на первый этаж обсудить ситуацию. Явился и заместитель директора («посмотрел на меня, как гадюка», отметил Син), но ему велели уехать. Когда Сина наконец свели вниз, на ужин ему выдали паек заключенного – соленый суп, горсточку риса и никакого мяса. Появились новые охранники с собаками, и к утру все окна затянули колючей проволокой.
Син пал духом. Он болтался в лимбе; он ждал, что с минуты на минуту его уведут на расстрел. Оба раза, пытаясь бежать, он искренне верил, что добьется успеха. «Мои побеги были как в кино, – годы спустя рассуждал он. – Может, я принимал фантазии за реальность… Но если бы я не попытался бежать, я бы умер от страха, тревоги и одиночества. Неудивительно, что в этой голой реальности, где дни почти пусты, мои фантазии и грезы путались с подлинной жизнью». Спустя двадцать дней после обнаружения Сина приехали два офицера госбезопасности и объявили, что забирают заключенного «туда, где вы ответите за свое преступление». Они меня наконец-то убьют, подумал Син, в наручниках забираясь на заднее сиденье очередного «бенца». Его пожитки швырнули в багажник.
Сина не убили. «Бенц» три часа ехал невесть куда в темноте и выгрузил Сина у дверей грозного здания.
Син прибыл в тюрьму номер 6.
Центр сосредоточения – это одно. Тюрьма номер 6, «центр перевоспитания» – совсем другое.
В 1968 году венесуэльского поэта Али Ламеду, приехавшего в Пхеньян переводить на испанский собрание сочинений Ким Ир Сена, признали виновным неизвестно в чем и приговорили, не предъявив никаких улик; шесть лет он провел в тюрьме номер 6, которую знал как «тюрьму Суривон», по названию ближайшего городка. Ламеда писал: «Условия были ужасающие. Одежду и посуду не меняли годами… Заключенный лишен прав, свиданий, личных вещей, сигарет, еды, нельзя читать книги и газеты, нельзя писать… Голод – метод контроля… На мой взгляд, лучше бы били – можно стиснуть зубы и перетерпеть. Постоянно голодать – хуже». Надзиратель рассказал ему, что в тюрьме одновременно содержатся шесть тысяч мужчин и женщин, а то и больше. Тюрьма – «огромное круглое здание с громадным внутренним двором». Ламеда слышал, как в соседних камерах рыдали люди, и впоследствии угрюмо отмечал: «В таких местах вскоре научаешься понимать, плачет человек от страха, от боли или от безумия».
Вот сюда и сослали Син Сан Ока после второй попытки побега. Официально предъявили ему обвинение, приговорили, велели переодеться в тюремное – хлопковое поношенное тряпье, не постиранное после предыдущего «арендатора», – и отвели в тесную, сырую и грязную камеру, где отныне будет его дом. Внутрь пришлось заползать через откидную дверцу на четвереньках. В унитазе кишели тараканы.
