– Да.
Син заставил себя доесть. Надзиратели забрали пустую миску и заперли стальную дверь. Солнце опустилось ниже окошка, и Син Сан Ок остался в темноте.
В тюрьме Сина мучили голод, болезни и одиночество. Во время побега он отморозил палец на ноге, и теперь палец воспалился. Сина постоянно трясло от страха, есть хотелось «зверски». Сидя в камере – спина прямая, руки на коленях, – он слышал, как других заключенных избивают за неподчинение или за то, что шевельнулись. Как-то раз он услышал женский крик и так узнал, что это тюрьма для обоих полов. Между надзирателями регулярно вспыхивали драки, обычно из-за того, что один обзывал другого «либералом» или «демократом» – худших оскорблений в тюрьме не было.
Син наблюдал, как обращаются с ним, и недоумевал. На него надзиратели тоже рявкали и бранились. Ни мыла, ни зубной пасты у него не было – зубы он чистил солью; питался бурдой на соленой воде и с камешками, всегда без мяса, но порой с кусками редиски или капусты, которые доставались заключенным через одного. Тем не менее, когда Син заболел, ему вызвали врача, а когда ночами стало холодно, надзиратели принесли ему несколько лишних одеял – и то и другое роскошь, другим зэкам недоступная. Когда на кухне отрабатывала смену одна женщина, к каше Сину давали миску традиционного корейского суннюна (рисовую корочку, оставшуюся в котле после жарки, заливают водой, кипятят и в теплом виде пьют то, что получилось). Суннюн был прекрасный, прямо как у мамы.
И надзиратели, патрулируя коридор, неизменно навещали Сина. Рано или поздно один из них прислонялся к двери и неподвижно ждал, пока Син заметит. А затем его вполголоса расспрашивали о жизни в Южной Корее.
– А правда, на Юге есть такие места, где тебя бабы развлекают?
– Само собой, – ответил Сии.
– И если туда прийти… можно их ласкать? Забавляться как хочешь?
– Ну…
– Если заплатить, можно что угодно с ними делать, да?
– Конечно, – кивнул Сии.
Надзиратель тоже кивнул, ухмыльнулся и отошел от двери.
Назавтра другой надзиратель спросил:
– А на Юге все могут покупать шоколад?
– Если деньги есть, идешь в любой магазин и покупаешь.
– Но это только для больших шишек, да?
– Да нет, для всех.
– Ага, как же! – И надзиратель ушел, качая головой.
– От такого ветрища на Юге со всех лачуг крыши посрывает, а? – саркастически заметил третий надзиратель как-то раз, когда поднялась буря.
– От тебя капиталистом несет так, что аж тошнит, – прошептал четвертый. – Ты чего так провонял?
– От меня пахнет капиталистом?
– Парфюмерией так и шибает.
Надзиратель, оказывается, чуял японское мыло, которым Син мылся в Каштановой долине. Невероятно – до сих пор чувствуется запах, да еще, видите ли, слишком сильный.
Во время этих тихих обрывочных разговоров Сину выпадала возможность и самому позадавать вопросы.
– Товарищ… – обратился он к одному надзирателю.
– Мы тебе не товарищи. Обращайся к нам «господин».
– Господин, где мы находимся?
– А тебе зачем? Хочешь знать? В центре сосредоточения.
– А здесь?.. – начал Син и провел рукой по горлу. Надзиратель покачал головой:
– Не, тут не то. Таких отправляют не сюда.
Солнце вставало и садилось; Син выбирал из каши камешки и ими отмечал проходящие дни: каждый вечер перед сном выкладывал камешек на подоконник. Из стен приходили мыши, забирались в парашу и жрали фекалии. Пока надзиратели не смотрели, Син ложкой без черенка – единственным предметом, который у него был, – выцарапал на стене свое имя, потом целую фразу. «Бетонная стена твердая, ложка ее царапала еле-еле, но постепенно появился след». Фраза была такая: «Здесь в 1979 году умер Син Сан Ок». Выйти из тюрьмы он не надеялся. Отныне вся его жизнь – коту под хвост. Может, некие потомки однажды прочтут это плохо различимое послание. Может, настанет день, когда «мои родные и весь мир узнают, что другого выхода у меня не было».
На подоконнике скопилось пятнадцать камешков, и тут Сина вызвал начальник тюрьмы. Кабинет его был в отдельном здании, ярдах в ста через двор; надзиратели повезли Сина на джипе. Син подставил лицо свежему воздуху, наслаждаясь каждой секундой. В кабинете сидел его бывший наставник, начальник тюрьмы и незнакомый человек, присланный из Министерства народной безопасности. Заместитель директора осведомился, жалеет ли Син о своем поступке и осознал ли его ошибочность. Син повесил голову.
