.
Печально известный Олег Калугин так формулирует свои мысли времен обучения в Институте иностранных языков: «Охранка вербовала агентуру в революционном движении, она проникала во враждебную среду с целью ее разложения и обеспечения безопасности режима. В социалистическом государстве нет устойчивой, и тем более организованной, политической оппозиции, поэтому агентура приобретается, как правило, среди единомышленников для выявления затесавшихся в дружественную среду антисоветских элементов. Работа эта более сложная, ибо враг умеет маскироваться. Для того чтобы найти скрытого противника, агент должен жить как бы в двух измерениях. В глубине души он — надежный коммунист, но внешне изображает из себя этакого неустойчивого, ищущего субъекта, на которого может клюнуть затаившийся враг. Майор Лаптев одобрительно кивал головой, когда я высказывал эти мысли на семинаре. Он же добавлял, что арсенал средств для вербовки агентуры в последние годы существенно возрос. Скажем, использование компрометирующих человека материалов для принуждения его к сотрудничеству. В дореволюционные времена возможности для этого были ограниченны. Не существовало радиоэлектронных устройств для подслушивания чужих разговоров по телефону, дома или в служебном помещении; миниатюрных камер для фотографирования интимных сторон жизни; современных способов фальсификации документов. И хотя письма, как и в начале века, вскрываются с помощью пара, их копирование во много раз ускорилось. Короче, заключал Лаптев, документирование деятельности интересующего МГБ объекта является обязательной составной частью работы чекиста» [14].
Мир наполнен информацией открытого и закрытого порядка. Без знания их невозможно понять даже то, что происходит на поверхности, а глубинные действия вообще не поддаются анализу. Все это и приводит спецслужбы к поиску тех, кто знает больше.
Когда архивы КГБ раскрыли в странах Балтии, очень многие удивились фамилиям тех, кто оказался осведомителем / агентом / агентом влияния. В списках и премьеры, и президенты, и, конечно, деятели культуры [15–23].
Однако В. Крючков защищает эту ситуацию: «Назовите мне хотя бы одно государство, которое, имея органы безопасности, не использовало бы такой институт как агентуру. Вы такого не назовете. Это обычный институт оперативной деятельности, без которого немыслима работа ни одного органа. Вы что же, думаете, что сегодня в Эстонии, Латвии, Литве нет агентуры? Есть. Вы скажете, нет агентуры в Соединенных Штатах Америки? Есть. В других странах? Есть. Другое дело, в какие рамки поставлена агентура, что она выполняет, что она делает. У нас привлечь к работе советского гражданина для работы по какому-нибудь иностранному объекту ничего не стоило. Все желали внести свой вклад в укрепление безопасности. Во внутреннем плане были моменты, когда некоторые не хотели работать, но агентура была, есть и будет. И поэтому, когда на этом спекулируют… я думаю, что это самая настоящая спекуляция. Некоторые, действительно, привлекались к работе, я их видел, я их знаю, но я об этом говорить не буду по той простой причине, что это было бы нарушением тех норм, по которым жили, живут и будут жить органы госбезопасности. Некоторые из них, будучи агентами, обвиняют других, что те были агентами. Это чистейшая спекуляция, это просто, я считаю, моральное преступление, не больше и не меньше» [24].
Крючков прав по сути, но не прав в том, что в СССР это было серьезным механизмом управления людьми, поскольку зависимость людей от государства была колоссальной. Люди творческих профессий зависели от государства больше других. С одной стороны, их труд носит индивидуальный характер, и покупателем его в советское время могло быть только государство. С другой — их труд прямо и косвенно пересекается с любимыми детищами государства — идеологией и пропагандой — и поэтому они попадают в рамки, через которые нельзя переступать.
Ф. Бобков называет общее количество своих агентов: «Агентуры было немного. В средней российской области агентов было триста-пятьсот. В крупных областях типа Свердловской — тысячи полторы. Помимо агентов было очень много контактов, люди сотрудничали с органами на доверительной основе, КГБ верили»
