[25].
Пятое управление, как и вся система КГБ, являются изобретением сталинского времени. Когда все ходят строем, физическим и ментальным, хуже всего в него вписываются одиночки, к коим принадлежат люди творческого толка. Они и хотели бы так «весело шагать по просторам», но сам характер их труда мешает им это делать.
Д. Быков привел идею Н. Заболоцкого, во многом объясняющую интерес Пятого управления к творческим личностям: «Заболоцкий незадолго до смерти задумывал поэму о Сталине и объяснял жене, что Сталин — фигура переломная, последний вождь, имевший представление о старой культуре. Он придавал ей огромное значение, поэтов либо прикармливал, либо запугивал, либо уничтожал. Дальше, предсказал Заболоцкий, пойдут люди пещерные. А постсоветские руководители, будем честны, не имеют и тех немногих предрассудков и моральных ограничений, которые были у советских. Нынешним все равно, что о них подумают. Они уверены, что в истории остаются только территориальные завоевания» [26].
Чем серьезнее власть опасается за свою судьбу, тем большее она оказывает давление на людей творческих профессий. О. Калугин в своей книге «Прощай, Лубянка!» высказался по этому вопросу так: «В одном чекисты преуспевали всегда — в разоблачении врагов советской власти. Используя всю мощь своего аппарата, тысячи „помощников”-осведомителей, технику подслушивания, наружное наблюдение, Управление прочесывало все слои советского общества, но в первую очередь творческую и техническую интеллигенцию — потенциальных носителей чуждых взглядов и заразных мыслей. Можно назвать множество фамилий видных ленинградских ученых, писателей, музыкантов, художников, изучавшихся КГБ на предмет выявления их политических настроений и образа жизни. Наверное, проще было бы назвать тех, кем КГБ не интересовался. И все же… дирижеры Мравинский и Темирканов, академики Лихачев и Алферов, деятели театра Товстоногов, Виноградов и Эйфман, писатель Гранин… Эти люди известны всему миру, и все они не в тридцатые — пятидесятые годы, а в брежневские времена находились „под колпаком” КГБ» [14].
Кстати, впервые мне встретилась в книге Калугина информация о том, что Андропова могли убрать, «залечить», как он выразился, сознательно. Калугин пишет: «Агент Ленинградского КГБ, вернувшийся из Москвы вскоре после смерти Андропова, сообщал: „в 1-м Медицинском институте, среди тех, кто связан с 4-м Главным управлением Миндрава СССР, идут разговоры о загадочности смерти Генерального секретаря. По мнению ряда специалистов, лечивших Андропова на ранней стадии болезни, умышленно вели неправильный курс, что впоследствии привело к его безвременной кончине. На более поздней стадии ведущие специалисты страны были бессильны что-либо сделать, несмотря на все предпринимавшиеся ими меры. Люди, „залечившие” Андропова, связаны с группировкой (название условное) некоторой части партийных аппаратчиков в Москве, который пришлись не по вкусу позитивные изменения и реформы, начатые Андроповым, в частности намерение отменить „кремлевский паек”, призывы к соблюдению партийными работниками личной скромности, ленинских норм. Некий бывший ответственный сотрудник Госплана СССР подтвердил изложенное выше и добавил, что Андропова „убрали”. Мне трудно было оценить достоверность этих слухов». С другой стороны, особой новизны в этом нет, так как сам Андропов продвигался к власти сквозь череду смертей своих конкурентов.
А что касается диссидентов и работы Пятого управления, то здравые мысли прозвучали у Е. Жирнова: «Беда была только в одном. Настоящих, идейных врагов власти среди видных представителей интеллигенции не наблюдалось. И для процветания вновь образованной службы диссидентское движение нужно было создавать почти с нуля. Это было задачей не слишком сложной. Собственно, тем же в царской России занимались жандармы. Задача облегчалась еще и тем, что в голове Андропова сталинская идея постоянного нарастания классовой борьбы превратилась в идею постоянного нарастания борьбы идеологической. И потому он верил в то, что, несмотря на все усилия „пятерки", количество диссидентов должно только возрастать. Агентам-провокаторам „пятерки" приходилось работать в полную силу, чтобы поддерживать иллюзию о существовании массового, но контролируемого инакомыслия»
