— Правда, — улыбнулась Марина.
Он обнял ее за талию, встав с четверенек на коленки, и с губ сама соскочила фраза:
— Я ведь тоже человек, сделайте мне приятное — влюбитесь…
Из глубины леса раздались крики:
— Марина! Марина! Семенов! Семенов! Подряников! Подряников!
— Я здесь! Иду! — закричала Марина.
— Девушка — нарасхват, — сказал ей вдогонку Подряников и в сердцах плюнул. — Черт бы их всех побрал!
Он собрался поискать еще денег, но тут из-за дерева вышел оракул Семенов с кошельком я руке и сказал:
— Ты-то вот никому не нужен.
Саша вскочил на ноги:
— Да ты подслушивал, бородатая дрянь!
— Экспериментировал на твоей жадности, — ответил оракул.
— Ну и как?
— Я скажу твою судьбу, только верни деньги.
— Полтора рубля за судьбу?! — усмехнулся Саша. — Держи двадцать копеек и считай себя богатым.
— Ты сделаешь карьеру, парень, — изрек оракул, — но кончишь плохо: женщина с высоким положением раздавит тебя в постели как клопа.
— Верни гривенник, — сказал Саша. — А лучше, знаешь что, отдай кошелек.
Опять раздались крики, на этот раз призывавшие Подряникова и Семенова.
— Смотрите! Адам все-таки нашел сморчок, — на ладони Марины лежал комок плесени.
Сусанин стоял поодаль очень гордый собой, расставив ноги на ширину плеч, как человек, который раз решил, значит, сделал.
— Теперь я вижу, что Адаму можно верить, — сказал Миша. — За это стоит выпить.
Чертоватая спросила:
— Что мы будем пить?
Кавелька сказала:
— Снег, согретый в ладонях.
А Путаник замялся:
— У меня есть бутылка спирта с химзавода.
— Но что делать со сморчком? — улыбнулась Марина. — Мне так и ходить с ним?
— Выкиньте, — посоветовал Подряников.
— Мы им закусим, — рассудил Иван.
— Или подарим самой красивой девушке Сворска, — сказал Путаник.
— Сыграем в «Суд Париса»! — подхватил Сусанин.
— А кто будет Парисом? — спросила Кавелька.
— Парисом будет Семенов, — сказала Чертоватая, — потому что он тоже был пастухом.
— Нет, Парисом будет Путаник, — сказала Марина, — потому что он дамский угодник.
— Нет, водить будет Адам Петрович, — сказала Кавелька, — потому что он нашел гриб.
— Друзья мои, — сказал Сусанин, — я не могу быть Парисом, я унесу приз домой и отдам Фрикаделине.
— Самоотвод, — сказал Семенов.
— Мне надо три сморчка, меньшим числом я не управлюсь, — сказал Путаник.
— Саша Подряников будет хорош в роли Париса, — сказал Сусанин.
— Почему? — хором спросили девушки.
— Почему? — хором спросили все остальные.
— Потому что они тезки. Ведь Парис — это не имя, а социальная кличка: парий, изгой, отверженный, — объяснил Сусанин.
Марина протянула сморчок Подряникову.
— Пусть каждая претендентка скажет, чем она одарит меня, если я вручу ей гриб.
— Я посвящу тебе сонет в детективе, — сказала Кавелька.
«Перебьюсь», — решил Саша.
— А я сделаю тебя начальником над своим мужем, — сказала Любка.
«Это я и сам сделаю, это легко, это проще пареной репы», — подумал Подряников.
— Марина? Вы что дадите мне за яблоко, которое — гриб?
— За нее тебе дам я, — ответил Иван, — кое-чего.
— Ну, зачем ты так? — улыбнулась Марина. — Я тоже дам… Не знаю, что придумать… Дам чего-нибудь
— Понятно… Я хочу всего понемножку. — Подряников разломал сморчок и вручил каждой девушке по кусочку.
— Какой неожиданный финал! Все прекрасны! — воскликнул режиссер и захлопал в ладоши.
— Ай да Подряников! — обрадовалась Кавелька, колупая ногтем плесень.
— Ну и Парис! — обиделась Любка.
— Троянской войны не будет, — прокомментировал Сусанин.
— Не грусти, будет Сворская война, — предрек оракул. — Вернее, вооруженный конфликт проходимцев.
— А как скоро? — спросил Саша.
— Очень скоро, — ответил Семенов.
— Ты мне надоел. Скажи хоть раз что-нибудь приятное, — попросил Сусанин.
— Тебя выпустят из тюрьмы раньше срока за примерное поведение, — сказал Семенов, и все засмеялись, а кто-то один захохотал и кто-то одна захихикала, хотя оракул шутить не умел…
Когда дошли до Старосельской пустыни, то сделали привал. Стены монастыря кое-где еще стояли по пояс, между ними зияли оплывшие квадраты бывших подвалов с болотцами на дне. Семенов поведал о том, что все и без него знали: что давным-давно из монастыря построили на речке Закваске электростанцию, которая давала ток для двух лампочек Ильича и одного карманного фонарика, которую списали в убыток, которую растащили по кирпичику по дачным участкам.
