Мизинчик был человек отчаянный, но не безрассудный. Когда маленький отряд кишел на опушку леса, Елька спросил:
— У кого глаза вострые? Кто в разведку?
— Я! — сразу вызвалась Саня.
— Без сопливых обойдемся… Ну, мужички, кто?
Самые зоркие глаза были у деда Алехи, но он молчал.
— Може, я пийду? — предложил Степан.
…Оставшиеся в лесу следили за тем, как украинец ползет но неубранному полю, приближаясь к ночнику.
Поглядев па сдвинутые в раздумье Елькины брови, Святополк не удержался, спросил:
— Какой же генеральный план наступления? Атакуем в лоб или окружаем с флангов?.. Молчишь? Понимаю. Военная тайна.
Дед Алеха хихикнул. Мизинчик повернул к Святополку пасмурное лицо:
— Как будем действовать, не знаю… Но ты меня не подковыривай, ожгешься.
Святополк хотел ответить резкостью, но в этот момент Степан, который уже добрался до околицы, встал во весь рост и замахал руками, подзывая товарищей к себе.
Над крыльцом крестьянского дома уже не было бело-зеленого флага, не было копей у коновязи — словно и не побывала тут казачья сотня. Только на вытоптанной земле у колодца темнели пятна крови, да валялась разрубленная окровавленная буденовка.
Степан Байда, а за ним и остальные молча сняли шапки.
Подошел старик-крестьянин — крепко сколоченный, плечистый. Он постоял рядом с беглецами, потом стал рассказывать:
— Как, значит, объявилось, что вы убегли, остальные ваши тоже забеспокоились. Тут и стрельба получилась, и драка… Кого зарубили, а прочих они угнали.
— Куда? — коротко спросил Мизинчик.
— К радъезду, на железную дорогу.
— Давно?
— На самой заре… Вы уж не серчайте, граждане, — вашего обряда мы не знаем, схоронили по-христиански.
На краю починка они увидели плоский холмик, а над ним белый свежеструганный крест. Саня держала в руке дощечку.
— Как напишем? — спросила она у Мизинчика. — Я никого по фамилии не знаю. А ты?
— Откуда? Полк-то сводный, с бору по сосенке. Время не было познакомиться. Напиши так… — Мизинчик наморщил лоб в раздумье. — Напиши: «Спите тихим сном, революционные герои Красной Армии».
— Так и напишу, — согласилась Саня и в первый раз всхлипнула.
… Табличку с этой надписью прибили к кресту на братской могилке.
Беглецы сидели в доме старика-крестьянина и обедали пшеничной кашей с молоком. Впрочем, Мизинчик почти не ел, а потюживал рассеянно ложкой о край общей миски.
— Теперь к своим будем пробираться, за Тобол, — нарушил он молчание и повернулся к хозяину: — Спасибо на угощении.
— Кушайте на здоровье! — отозвались с лавки женщины, старуха и молодая. — Пейте, пейте молочко — мы вам еще насыплем!.. Мы и на дорожку дадим мучицы, соли…
— Спичек-серянок дадим, — великодушно добавил хозяин.
— Серянки у нас имеются. — Мизинчик встал из-за стола. — Ты нам в главной нужде помоги: дай оружие, какое есть.
Хозяин даже засмеялся:
— Откуда у меня? Крестьянская оружия — вилы да коса. Хочешь, бери.
Мизинчик предупреждающе постучал пальцем по столу:
— Ты дурочку не строй. Будто я тутошний народ не знаю. Знаю! Сам сибирский казак! Обязательно у тебя припрятано.
— Ну, ищи, — развел руками старик. — Что найдешь, то твое!
— Не, я искать не стану. Ты ж без меня ложил, без меня и найди.
Старик в поисках поддержки оглянулся на других беглецов:
— Что он у вас за Фома неверный! Вот тебе крест святой — нету у меня!
— Неси! — свирепея все больше, потребовал Мизинчик. — Не то сейчас дом спалю!
Степан Байда тронул хозяина за рукав:
— Дядьку, вы не сумлевайтесь. Цей спалит!
Женщины на лавке стали тихонько всхлипывать. Хозяин в сердцах топнул валяным опорком:
— Такое ваше спасибо за мою хлеб-соль! Я же бедняцкого классу, как ты! И ты меня спалить хочешь? Этому тебя товарищ Ленин учит?
— Правда, Мизинчик, не бесись, — не вытерпел Святополк. — Ну, нет у него. Отстань.
И Саня тоже заступилась за старика:
— Такие, как ты, Коромыслов, только ссорят нас с трудовым крестьянством.
— Цыц! — рявкнул на нее Елька. — Подожгу и гасить не дам!
Женщины испуганно заголосили. А старик заорал еще громче, чем Мазинчик:
— Жги! Раз у тебя такая совесть — жги! Погляди на меня, я же тебе в отцы гожусь!
— Нет, ты не годишься, — сквозь сцепленные зубы проговорил Мизинчик. — Вот мой батя, тот мне годился… Ладно, поговорили и хватит!
