Он выхватил из печи горящее полено и кинул в угол, где стоял веник и валялись щепки для растопки. Вся эта сушь вспыхнула разом.
Не выдержав, старик бросился к бадейке с водой и залил огонь.
— Хрен с тобой, твоя взяла, — сказал он Мизинчику миролюбиво, даже уважительно.
А Саня подняла на Коромыслова виноватые глаза.
…На столе лежал длинный сверток, упакованный в клеенку. Мизинчик развернул сверток. Перевитые масляными тряпками в нем лежали две винтовки-драгунки и холщовая сумка с обоймами. Огорченная Саня попеняла хозяину:
— Все-таки это с вашей стороны большая несознательность. Ведь Красная Армия защищает именно вас. Вас и таких, как вы!
— Да я бы и сам защитился, — грустно отвечал старик. — Для того и держал. Вы-то уйдете, а мы-то останемся.
Тем временем дед Алеха ласково напоминал женщинам:
— Вы, бабоньки, обещали нам соли, мучицы отсыпать. И, вроде, сальца сулили? Али мне послышалось?
Мизинчик и его бойцы шли березняком, ступая по желтым листьям. У троих теперь были винтовки, а деду Алехе отдали шашку. Он нес ее на плече, как коромысло, чтобы не стегала по ногам, и хриповатым, но правильным голосом напевал:
Помню, помню, помню я,
Как меня мать учила.
И не раз, и не два
Она мне говорила:
«Ой, сынок, сынок, сынок,
Ты не водись с ворами…»
— И песни у него каторжанские, — с неудовольствием сказал Мизинчик. — Ну для чего такой элемент в Красной Армии?
Дед Алеха оскалил белые, крепкие, как у собаки, зубы:
— А ты не алимент? Ты же казак, живоглот, царский опричник!
— Товарищи, товарищи, — забеспокоилась Саня. — Ну зачем вы так?
Но Мизинчик, против ожидания, не рассердился.
— Много ты понимаешь. Это донцы, которые в Москве и в Питере служили, — те да, поработали нагайками. А мы сибирские.
— А сибирские вси за Колчака, — заметил как бы про себя Байда: он любил подбросить дровишек в огонь чужого спора.
— Почему это все? — обиделся Мизинчик. — Я нешто за Колчака? Если желаете знать, казаки всегда были заступниками трудового народа! В старинные времена кто против царя бунтовал? Только и единственно казаки! Разин, Булавин, Пугачев Емеля. А теперь вот и я… Конечно, кому какая доля. Вот взять моего папаню. Красные его под арест посадили в холодный амбар — за то, что два сына у Колчака. А Колчак пришел, так батю моего плетьми па церковной паперти выпороли — за то, что два сынка у красных служат. Старик и помер. Фельдшер говорил от сердца, а я так думаю, что от обиды.
— А это одно и то, — уверенно сказал дед Алеха. — Обида у человека в сердце помещается.
Саня глядела на Мизинчика с пониманием и жалостью. А Степан Байда поинтересовался:
— Двох братив у красных, двох у белых… А дэ ж ваш пятый? Вин у каких?
— Пес его знает. Он с цирком уехал. Рельсы об шею гнет, роялю поднимает зубами, а к политике не касается.
Уже темнело. Беглецы сидели на лесной полянке вокруг костра и смотрели, как дед Алеха готовит мешанку. Большого искусства тут не требовалось: Алеха разболтал муку в крутом кипятке и заправил толченым салом.
— Я и кашеваром был в артели. — весело рассказывал он. — И золотишко мыл, и — дело прошлое — контра бандничал, спирт носил на рудники. И за Амуром побывал, женьшень выискивал. Вот там тайга! А это что? Так, охвостье…
…Когда мешанка была съедена, Мизинчик сказал, пряча ложку:
— Сань, пора тебе делом заняться. Встанешь пораньше, простирнешь мужикам рубахи. Золу возьмешь от костра.
— Почему именно я? — взвилась Саня. Мизинчик искрение удивился:
— А кто? Я, что ли? Зачем нам тогда баба в отряде?
— Чтобы воевать! В отряде я не баба, а боец!
— Вот как, — пренебрежительно усмехнулся Мизинчик. — Тогда даю тебе, как бойцу, наряд: постираешь мужикам бельишко.
— Не буду! Хоть ты тресни, не буду!
— Вот и выходит, что ты не боец, а самая настоящая баба: базаришь, не подчиняешься приказу командира.
— Тише вы, оглашенные! — зашипел вдруг дед Алеха. — Костер залейте, живо!
Степан Байда залил огонь. А дед Алеха жестом показал: прячьтесь в кусты!
Теперь уже все слышали доносящийся издалека топот копыт, скрип колес. Лежа в кустах багульника, беглецы переговаривались шепотом:
— Кавалерия с обозом. Цило вийско! Колчаковцы?.. А то. Наших тут быть не может…
