Они вышли за околицу. Кругом не видно было ни души.
— Вот теперь бежим, — велел Мизинчик.
И нее пятеро, низко пригнувшись, припустились через поле к чернеющему впереди лесу.
В стороне, шагов за триста от них, мелькнул огонек — словно зажгли спичку, щелкнул винтовочный выстрел. Это их заприметил колчаковский дозор. За первым выстрелом ударили другие, но было уже поздно: домчавшись до опушки, беглецы скрылись за деревьями.
— Вставай, милая, с постели, грибы жарены поспели! — пропел кто-то над ухом у Сани, и она, вздрогнув, проснулась.
Над ней склонилось бурое, словно прокопченное лицо деда Алехи. Девушка откинула шинельку и с трудом поднялась с кучи сухого лапника. Руки и ноги у нее закоченели от утреннего холода. А дед Алеха продолжал болтать:
— Пока ты подушку давила, я весь лес обегал. Набрал грибков, на родничок натакался — вода, как слеза…
Над крохотным бездымным копром пеклись вздетые на лучинки грибы. Одну такую лучинку Алеха дал Сане, другую взял себе и быстро, как белка, объел, пока девушка еще дула на горячее.
Вышли из-за сосен остальные трое, тоже подсели к костерку.
— Поела? — хмуро спросил Мизинчик. — Беги к воде. Напейся, умойся и живо назад. Будем совет держать…
…Все пятеро сидели кто как — на поваленном дереве, на пеньках — и держали военный совет.
— Тута нам и прощаться, — говорил дед Алеха. — Если стайкой пойдем, это гиблое дело… Даже в свяченном писании сказано: стой вместе, беги врозь!
— А вы, диду, не брешете? — усомнился Степан. — Такого я в писании не читал.
— А ты, что ли, поп? Все насквозь помнишь?
— Пип не пип, а…
— Ладно хреновину пороть! — озлился Мизинчик. — Никуда мы не разбежимся. Мы есть бойцы Сводного Тобольского полка. Никто нас этого звания не лишал — как были, так и остались, хотя пас пять…
— Конечно!.. Именно так!.. А як же! — поддержали Саня, Святополк и Степан.
— Ну, можно вместе, — перестроился дед Алеха. — Тут есть травка, козелец называется. В ей молочко очень ядовитое. Ежли глаза натереть, так заслезятся, напухнут — лучше чем трахома получается! Мы четверо натрем и побредем слепцами, а Санька при нас вроде мальчонка-поводырь… Еще и милостыньку подадут!..
Все, кроме Мизинчика, засмеялись: тот вообще никогда не смеялся.
— Да ну тебя, — отмахнулся Святополк. Но дед Алеха не сдавался:
— А иначе как? Тут кругом казаки да каратели… И надо меж них прошмыгнуть и к своим выйти!
— Про своих еще рано думать, — решительно сказал Елька. — Сперва пойдем назад, к починку.
— Ну, это ты, Мизинчик, загнул. — Святополк внимательно посмотрел на Ельку: не шутит ли. — Что мы там забыли?
— Там товарищи наши, которых надо выручать.
— Да у нас оружия на всех один винтарь! — крикнул дед Алеха. А Степан Банда подлил масла в огонь:
— Но кажи… У него ще е шаблкжа. Вин як почне махать — о-го-го!
— Забоялись? — презрительно сказал Мизинчик. — Заячьи души!
Поддержка пришла с неожиданной стороны. В спор вмешалась Саня:
— А знаете, Коромыслов правильно говорит. Мы спаслись, а наши товарищи пускай погибают?
— Слыхали? — укорил Плька. — Баба, курица, а боевей мужиков!.. Ну, давайте по-хорошему: ставлю вопрос на голосование… Кто за то, чтоб идти на выручку?
Он заранее поднял вверх руку. Но присоединилась к нему только Саня.
— А кто против этой авантюры? — спросил Святополк и сам поднял руку. За ним подняли руки Степан и дед Алеха. Мизинчик заскрипел зубами от злости:
— Вот оно как?.. А кто из вас партейный? Никого? Я один, выходит?.. Так вот, мнение партейной ячейки — идти на выручку! И никаких разговоров.
Никто ему не возразил: как-то само получилось, что Мизинчика признали командиром, а с приказом командира не спорят.
— Вообще-то, один шанс у нас есть, — подумал вслух Святополк. — Мы про белых знаем: сколько их, где… А они про нас ничего не знают — думают, мы драпаем без оглядки.
— А я не пойду! — сказал вдруг дед Алеха и нарочно уселся на пенек. — Отделяюсь! Мне за вашу дурость голову класть неохота.
— Пойдешь как миленький, — отвечал на это Мизинчик, спустив с плеча карабин. — Ты мобилизованный и должен, как все!
— Я не мобилизованный, а добровольный.
— Вот и иди добровольно, а то пристрелю сей момент!
