Каждый день сначала : письма - страница 30
И вся книжка сузилась до публицистического пустяка. Можно выкидывать, не читая. Предал свою книжку Александр Андреевич за «ад маргинем». И что же, думаешь, не заметил? Слепым надо было быть. Да и обложку уж, верно, автору заранее показали. Нет, захотелось победить их издательство, пробить нашу книгу в их ряды. Только это ведь уж заботы не литературные, и чистого в них мало.
И мы тут с ними сразу оказываемся на одной лужайке, что им и требовалось доказать. Очень я расстроился, увидев это издание.
А из Красноярска прислали альбом «Прощание» — про похороны Виктора Петровича, где собрали все телеграммы, распоряжения, письма (твое эффектно напечатано на фоне рукописного подлинника, а мое вообще факсимильное). Писал Марье Семеновне, а вышло, что заложил доброго человека, чусовского директора, который от горя запил в те дни. Он запил-то один раз, а сейчас будет запивать с каждым новым читателем. И кто бы нас спросил. Тебя-то спрашивали?
И вообще, издание суетливо со всеми этими лжестихами, фотографиями. Похоже, Виктор Петрович еще лежал под иконами, а кто-то уже видел «сюжет», уже набрасывал макет и искал вариант переплета. И хуже всего, что на титул вынесли эпитафию «Мне нечего сказать Вам на прощанье». Всё — игра. Даже смерть. Ладно, прости. Хорошо ли тебе на земле? Утешают ли соловьи? Радует ли солнце?
В. Распутин — В. Курбатову
21 июня 2002 г.
Иркутск
Сладким согласием отозвалось мое сердчишко на твое последнее письмо, на то, что отдался ты грядкам и находишь в этом занятии утешение. Я уже два месяца ничем иным и не занимаюсь. Убедился окончательно, что никакой я не писатель, не литератор, если не тянет меня к письменному столу, и, чтобы не подходить к нему, готов я окончательно выйти в поле. У первого в околотке появились у меня огурцы, зацвели кабачки, всякая там зелень растет пышным цветом на выставочных грядках. Светлана приехала в изобилие. Ты еще считаешь своим долгом озирать литературный процесс и обозревать, где там сорняк и где полезный злак, а мне уже все равно стало. Не нашими потугами засевается то поле и не нашими выпалывается.
Я даже на письма не отвечал. Обидел Савву, он мне четыре или пять газетных вырезок, а я только-только на шестую соизволил оглянуться. Он-то входит во вкус общественной жизни, а мне она обрыдла. С большим опозданием узнал о кончине Евгения Ивановича Носова. Вот от этого известия очень больно стало и до сих пор уже несколько дней щемит сердце. Ненадолго же разошлись в уходе два друга — Астафьев и он. Но и смерть их постаралась развести. Ни по радио, ни по TV о Носове ни гу-гу, а о том, как хоронили Астафьева, ты знаешь.
Вот тебе тема для серьезной статьи, с которой ты справишься лучше других, потому что и основательней, и умнее, и совестливее других. О том, как живые распоряжаются мертвыми. Можно не брать ни Окуджаву, ни Высоцкого[68], почтённых множественными памятниками, это все дело суетное и неприличное, а вот о своих поговорить полезней. И с Шукшиным, и с Рубцовым[69], и с Вампиловым что хотят, то и делают. Ни прозаика, ни поэта, ни драматурга у них не отнять, но личности перевираются с радостью и гадостно. Из убийцы Рубцова сделали страдалицу и объявили ее по таланту не ниже, чем Рубцов; Шукшин, как полагается, пьяница и бабник (чего стоит одна книжка о нем, полная домыслов, Тамары Пономаревой). Вампилов таков же. Но с Вампиловым поступили, мне кажется, гнусней всего. Фонд его имени паразитирует на нем, выдумывая, что бы еще сочинить и организовать для звучания. Вампиловский театральный фестиваль, а он проходит у нас, кажется, уже четырежды, собирает, похоже, самые срамные постановки и по Вампилову и по пост-вампилову. Области это обходится в огромные деньги, и расходуются они для развращения вкусов и нравов. Святые имена служат наклейкой для низкосортного товара.
Чем кончаются такие внимание и любовь — известно. После всего натужного и чрезмерного наступает полное небрежение. Сейчас проталкивается полное, академическое, с вариантами и поправками, собрание Вампилова. Зачем? Читайте, ставьте, любите и цените вы окончательный текст, на то он и окончательный, для того автор и правил его несколько раз, все остальное в конце концов можно оговорить в примечаниях.
