— Почему ты звонишь мне? — спросил я.
— Не знаю… — тихо отозвалась она, — поговорить-то не с кем. И потом… Она мне рассказывала. Ну как у вас там было. Что ты ее пальцем не тронул, и вообще… Говорила, ты хороший.
— Когда он уехал? — спросил я.
— Полчаса назад. Скоро будет на месте.
Я быстро прикинул про себя: дачный поселок, о котором говорила Фанни, по той же дороге, что и тот, где мы находились, только чуть дальше, на электричке — две остановки. Так что, скорее всего, Андрей сейчас находится неподалеку.
— Ты можешь с ним связаться?
— Конечно. А зачем?
— Перезвони ему прямо сейчас, немедленно. И продиктуй мой адрес.
— Зачем?
— Будем считать, что ребятам сильно повезло. Ручаюсь, что такого роскошного мяса, которое я им доставлю, они в жизни не видели.
Должно быть, я неплохо рассчитал маршрут следования белого фургона — спустя минут десять в окно заплыл свет фар его машины. Хлопнула дверца. Андрей возник на пороге.
Кармен почуяла неладное и начала пятиться под тяжелым взглядом грузного лося, который молча изучал ее с ног до головы.
— Да, — кивнул он наконец большой головой. — В самом деле роскошное мясо.
Кармен метнулась в гостиную, но налетела на сохатого, который стоял в дверях, низко опустив голову, — он так мощно боднул Кармен, что она, всплеснув руками, тихо осела на пол. Андрей вышел и вернулся с кожаным чемоданчиком автоаптечки, раскрыл ее, извлек оттуда шприц. Присел на корточки, сделал укол в вену.
— Ничего, скоро она очнется, — пояснил он. — Это просто успокоительное. Чтоб не брыкалась в машине. Полчаса крепкого сна ей не повредит — работа предстоит серьезная. Их там человек двадцать крепких ребят.
Легко подхватив обмякшее тело Кармен на руки, он вышел. Я взял со стола наполовину опустевшую бутылку текилы, сунул в карман пиджака, вышел на крыльцо и, глядя на убегающие габаритные огоньки, удивленно произнес:
— С ума сойти!
Дома, согревшись кактусовой водкой, я почувствовал, как быстро побежала по жилам кровь, как стала уходить свинцовая усталость, вдруг накатившая на кухне в загородном домике Кармен, понемногу оттекала из мышечных тканей ног и, может быть, немного задержалась в правой руке, гонявшей по истертому коврику обшарпанную мышку, задающую векторы движения курсорной стрелки в сером поле монитора.
Юркнув в нужную плашку, она отозвалась легким зудением в узкой прорези дисковода, проглотившего первый диск из той пластиковой коробочки, что обнаружился под кафельной столешницей в разгромленном доме Бэмби, и указатель «диск А» развернулся прямоугольником, в верхнем углу которого маячил один-единственный текстовый файл, поименованный как «Pismo».
Щелчок в синий значок развернул в поле монитора текст:
«Уважаемый господин редактор!
Предложение, высказанное Вами в момент нашей случайной встречи на коктейле в отеле „Риц“, где проходил показ коллекции известного Вам дома моды, меня не то чтобы не вдохновило, а, скорее, поначалу озадачило. Я ведь, во-первых, не писатель. А во-вторых, еще не в том возрасте, чтобы приниматься за мемуары. Но даже не этим продиктовано было мое, мягко говоря, прохладное отношение к Вашей затее написать и издать что-то вроде дневника русской модели, сумевшей неплохо себя зарекомендовать на французском подиуме. Я никогда не переоценивала свои достоинства и тем более привыкла трезво относиться к недостаткам — девушки подиума, по общему мнению, не отличаются высоким уровнем ай-кью, не так ли? И тем не менее он не настолько низок, чтобы не понимать, чем такая публикация для меня чревата.
Теперь о том, почему я решила написать Вам.
Видите ли, совсем недавно, накануне неожиданного моего отъезда в Москву, позвонила мама — она легла в больницу, ей нужна операция. Я часто бываю на Монмартре: люблю Холм, люблю гулять по его горбатым улочкам, глазеть на картинки уличных художников, ну и вообще, мне легкий воздух Холма нравится. И вот там, в одном из уличных кафе, произошла случайная встреча, которая настолько потрясла меня, что я всерьёз стала задумываться над тем, не вернуться ли к нашему с Вами разговору. Это было в середине дня, я сидела за столиком, пила минеральную воду и тут заметила неопределенного возраста женщину, которая смотрела на меня голодными глазами. Она сидела на бордюре тротуара, на ней были потрепанные джинсы, того же качества куртка и грязная майка. На вид — уже за тридцать.