В первый же день удалось подстрелить матерого секача. Потом охота наскучила, и Морис решил наведаться к ближайшим соседям. Начал с визита к помещику Генскому, у которого, как говорили, было несколько дочерей на выданье.
Усадебный дом пана Болеслава Генского, напоминающий крепость, возвышался на обрывистом берегу реки Нярис. Многочисленные службы, людские, конюшни, псарни, амбары, окружавшие старинный дом, были надёжно защищены крепкой стеной. Морис Август, сопровождаемый Мирно, въехал в арку ворот, украшенную фамильным гербом, и очутился в замощённом булыжником дворе. Всадников встретили заливистым лаем две пушистые лайки русской породы. На лай собак вышел слуга-литовец, угомонил псов и обратился к Морису:
— Как прикажете доложить, пан?
— Сосед, барон Беньовский. Так и доложи.
Слуга кивнул и проворно побежал, однако не к подъезду барского дома, а куда-то в глубину служебных построек. Через некоторое время оттуда вышел сам пан Болеслав с крохотным мокрым щенком на ладони.
— Милости просим, барон. Дом Генских всегда открыт для гостей, а особенно для соседей.
— Счёл своим долгом, пан Болеслав...
— И правильно сделали. Каков шельмец, гляньте-ка. Слепенький ещё. Вчера борзая сука ощенилась семерыми.
Генский с умилением полюбовался щенком и передал его слуге.
— Прошу в дом. О человеке вашем позаботятся.
Хозяин, весь пропахший крепким табаком и псиной, провёл гостя к себе в кабинет с узким стрельчатым окном. Стены украшали медвежьи шкуры с развешанными на них ружьями и саблями. Генский был заядлым охотником. Он предложил Беньовскому выкурить трубку домашнего табака и заговорил об охоте, о своей псарне, которой могли позавидовать все окрестные соседи-шляхтичи. Потом пан Болеслав знакомил гостя с семейством, дородной супругой пани Доменикой и тремя дочерьми: Фредерикой, Зосей и Марысей. Двадцатилетняя светловолосая Фредерика с тонкими чертами лица понравилась Морису. Она была стройна и миловидна. Угощали гостя медвежьим окороком с грибами. Не обошлось и без сливовицы, настоянной на мёду.
Мориса усадили за стол рядом с Фредерикой, которая на правах хозяйки подкладывала в тарелку гостя кушанья. Генский рассказывал со всеми подробностями, как он с егерями обложил медвежью берлогу. Зверь оказался могучий, матёрый. Одним ударом лапы он перешиб хребет несчастному псу, вцепившемуся было в ляжку медведя. Пришлось беднягу пристрелить. А матёрый великан поднялся на задние лапы и с угрожающим рёвом пошёл на охотников. Тут-то его и взяли на рогатину, и Генский прикончил раненого зверя выстрелом.
Увлечённо рассказывая охотничью историю, пан Болеслав бросал исподлобья пристальные взгляды на гостя, как будто пытливо изучал его. Потом он многозначительно переглянулся один-другой раз с пани Доменикой, загадочно улыбавшейся. Это не ускользнуло от настороженного внимания Мориса Августа. «Присматриваются к жениху, — подумал он. И в то же время пришла неожиданная игривая мысль: — А что? Чем плоха панночка?»
В разговор вмешалась Фредерика.
— Сколько раз просила отца взять на охоту. А он своё...
— Не девичье это развлечение, охота, — сказал Генский и погрозил дочери пожелтевшим от никотина пальцем.
— И неправда, — не унималась Фредерика. — А почему пани Янина из Кайшадориса ходит с братьями на медведя?
— Враки.
— И никакие не враки. Вся округа об этом говорит.
— А коли не враки, я бы эту Янину из Кайшадориса высек, как строптивую дворовую девку...
— Фи, Болесь, — остановила мужа пани Доменика. — Как ты можешь при девочках такое говорить...
— Правильно сказал. Их дело... цветочки вышивать, рукодельничать, музицировать... Ика, коханочка, покажи гостю твои последние вышивки.
— Да полно, отец, что интересного в моих вышивках?
— Не стесняйся, доченька, — присоединилась к просьбе отца мать.
— Покажите, Фредерика... Буду рад посмотреть ваши труды, — сказал Беньовский.
— Вот видишь, и барон просит.
Фредерика поупрямилась из приличия и убежала к себе в мансарду. Вернулась она с подушкой и небольшой скатертью. На подушечке был вышит букет алых цветов, а на скатерти — охотник с собакой. Морис Август отнёсся к трудам Фредерики равнодушно — препустое занятие. Однако, как этого требовали правила хорошего тона, он похвалил девушку:
