Больше в Пушкинский Ал не ходил. Лекции начинались в семь, продолжались иной раз чуть ли не до десяти — слишком поздно, чтобы можно было не торопясь проводить Галю до дома. Да и далеко. А вот Третьяковка была не только ближе, но и лекции начиналась в шесть и больше двух часов никогда не длились. Цикл тем выбирал Ал. Выбрал русский авангард начала XX века.
В тот день были символисты — объединение «Мир искусства».
— Как мне нравится! — шепнула Алу Галя, не отрываясь от экрана, где в этот момент показывали картину Сомова «Подсмотренный поцелуй». — Гораздо больше, чем предыдущие темы. А тебе?
— И мне тоже. Только почему лекторша называет его поверхностным? По-моему, наоборот… — Ал, вообще-то, не считал себя знатоком, живопись начал изучать не больше, чем за год до встречи с Галей. А Галя уж тем более не была скована суждениями искусствоведов.
— И предыдущая картина… — сказала Галя. — Эти Арлекины с Коломбинами, эти подсматривающие фигуры в карнавальных костюмах и под масками, — все они хотя и на первом плане, хотя и заслоняют обзор, но они не главное. А главное — там, дальше, на втором плане, там, смотри, чистое небо…
Но Ал не очень вслушивался в её слова, может, потому, что её чувствовал, а слова ничего не прибавляли. Гораздо важнее было то, что они соприкасались плечами, и от этого возникало странное, не испытанное им прежде ощущение тепла и близости…
— Только признайся честно, ладно? Обещаешь? — услышал он.
— Обещаю, — попытался сосредоточиться Ал.
— О чём ты сейчас думаешь? Только честно.
— О том, — сказал Ал, — что я никогда в жизни не забуду, как мы сидели с тобой на лекции в почти пустом зале, как нам показывали слайды, и, главное, никогда не забуду прикосновение твоего плеча...
И Галя улыбнулась. Точно так же, как она сегодня уже улыбалась, перед лекцией, когда до начала оставалось целых полчаса. Тогда им в коридорах музея удалось найти укромную скамейку, и Ал тоже очень честно и серьёзно сказал, что им никогда не удастся ужиться. А потому не удастся, что по рождению они принадлежат к разным социальным слоям, а это, как доказали учёные, и статистически, и как угодно, препятствие непреодолимое.
Ал почему-то думал, что Галя расстроится, но она, напротив, улыбнулась — и совсем не расстроилась. Ал не понял. А между тем всё было очень просто — раз он заговорил на эту тему, значит, хотел с ней жить, причём всю жизнь. И она это поняла.
— А я и не напрашиваюсь, — сказала она.
VIII
(Из неотправленного письма)
«…Я, кажется, попался! Представь себе картину: совершенно пустая комната старинного московского дома с разными там уютными избыточными углами, на полу клеёнка, на ней — сложенные вдвое занавески (это всё для мягкости), перед тобой стоит женщина на коленях и срывающимся голосом полуговорит-полушепчет:
— Ну, ты и сади-и-ист! Ну, ты и сади-и-ист… Отказываешь — и кому?.. Мне! Мне, которой, ради одной только надежды поцеловать руку, мужчины готовы любую очередь выстоять! А этому человеку я предлагаю всё, а он отказывается! Отказывается!.. Ну, ты и сади-и-ист…
Насчёт «поцеловать руку» — это точно. У неё потрясающий приёмчик есть: она, когда хочет, свободно мысли (и желания!) читает, извлекает из памяти мужчины его лучшую, из предыдущих, любовную историю, а из неё — лучший момент, затем перевоплощается в ту — понимаешь, полностью: движения, интонации, сдавленный стон — тем самым возвращает его в наиприятнейший момент и продолжает эпизод, как будто он не прерывался!.. Представляешь себе приёмчик?! Эффективность — как ломом по голове! Потом постепенно обратно в себя перевоплощается — а сама, между прочим, потрясающая личность! Да, это уж точно: действует убедительно — как кувалдой по темечку. Когда она
