— Очень хорошо. Приятно. Вроде как голова посвежела.
— А в груди?
— Хорошо. Тепло. Спокойно.
— Будем заканчивать?
— Да.
— Можешь открывать глаза.
С минуту они сидели молча, смотря на пламя последней догорающей свечи. Ал решал, что делать. И вдруг вспомнил, что у него есть прекраснейшее оправдание сбежать: он же ведь её предупредил, что сегодня лекция!
Ал размашистым движением руки поднёс часы к глазам.
— Ох ты! — воскликнул он. — Ещё чуть-чуть — и я опоздаю! Собираемся! Быстро!
Галя подхватила табуретки, отнесла их на кухню и стала споро одеваться. Ал, уже одетый в свою заслуженную — чтобы не сказать старую — синюю куртку, шагнул к Гале и ласково, но твёрдо обхватив ладонями её лицо, заглянул ей в глаза. Нет, если какими они и были, то только не опасными. Сложные, непонятные, и для него — честные. И вновь, как вчера на перекрёстке, он почувствовал, что она необыкновенно родная-родная. И он, торопясь избавиться от этого небезопасного, наверное, чувства, наклонился и поцеловал её в лоб.
Они вышли и молча, очень быстрым шагом — так, что она едва за ним поспевала, — бросились к метро.
…Каким бы ни казался этот поцелуй в лоб малопримечательным и с происходящим не связанным, но именно он стал для неё наиболее сильным переживанием первого периода — почти двухмесячного. Именно с него она позволила себе начать осмысление происходящего…
На Хаббардовских курсах они встретились через день — уже после окончания их пары.
— Ну как? — первым делом спросил Ал. — Как самочувствие после психотерапии?
— Отлично! — ответила Галя. — То есть настолько хорошо, что я даже не ожидала, что возможно столь сильное изменение самочувствия. Спасибо.
— Что ж, очень рад. В таком случае — с тебя поцелуй, — как бы шутя сказал Ал.
— И не один! — тоже как бы отшутилась Галя.
— Тогда вперёд, — и Ал кивнул в сторону свободного диванчика спрятавшегося за белой квадратной колонной (дело происходило на втором этаже заводского Дворца культуры, в части помещения которого и располагались контора и курсы Церкви саентологии).
Они сели. Публики вокруг почти не было, только выше на галерее холла курили и хихикали одиторы и супервайзеры. Им было не до Ала с Галей.
— Ну?! — как бы строго сказал Ал и, нахмурив брови, чуть наклонился вперёд.
Галя сняла сапожки и с ногами забралась на диванчик. С полминуты, стоя перед Алом на коленях, поцеловать не решалась. Этого времени Алу вполне хватило, чтобы, заглянув ей в глаза, вновь запаниковать от подымавшегося в душе уже в третий раз чувства. Галя наклонилась и ткнулась губами в его правую щеку. Губы оказались холодными, влажными и очень испуганными.
— Ты сказала: и не один… — совершенно серьёзно, без всякой игры сказал Ал.
Галя оперлась рукой на его плечо и снова прикоснулась губами к его щеке. Потом, чтобы прервать это занятие, у которого было вполне достаточное логическое обоснование стать бесконечным, чуть отодвинулась и сказала:
— А знаешь, я сегодня занималась в паре с молоденьким студентом, — хороший такой мальчишечка — сидим, значит, играем в эти «гляделки», я вижу, что у него тоже есть экстрасенсорные способности и спрашиваю: «Что видишь?» А он мне: «Вижу, что у тебя пятно голубое светится у основания шеи». Тут я сразу и поняла, что ты мне тогда Вишудху открыл. — Галя тогда ещё была вынуждена верить во все эти чакры с каналами.
— Чего? — не понял Ал.
— Чакру открыл. Вишудха называется. Вот здесь у основания шеи.
— Это не я открыл. Это ты сама открыла.
— Да, но с твоей помощью.
— Без всякой помощи. Если уж на то пошло, то только по подсказке.
— Ну вот я и говорю, что ты открыл.
Ал вздохнул.
— А потом, — продолжила Галя, — я его спрашиваю: «А что ты ещё видишь?» А он мне говорит: «Верхняя половина лица, вижу, твоя, а нижняя — рыжая борода». Я засмеялась: «Точно, — говорю, — о ком думаю, того и борода».
— А потом? — спросил Ал.
— А потом подскочила супервайзер Тамара — а она, похоже, очень хорошо чувствует, когда устанавливается циркуляция хорошей энергии — и велела немедленно прекратить разговоры.
— О! — вдруг вспомнил Ал, полез в карман куртки и, достав из него два яблока, протянул их Гале. — Вот, — сказал он, — угощаю!
