– Пусть так! – учтиво поклонившись, сказал Комейроль, – при условии, что все уяснят себе, что этот элемент входит отдельной статьей в нашу бухгалтерию. Я опускаю еще два-три других соображения, не менее щекотливых, и одним махом свожу дебет с кредитом, что же имеет у нас в итоге Господин Сердце? В правой колонке я вижу молодого художника – не Рафаэля, но все-таки – который в уповании будущих благ сидит под вязом, на всякий случай скрывает свое имя, если у него оно вообще есть, и прячется, как страус, засунувший голову под камень, за такую причудливую штуковину, как мастерская Каменного Сердца. Да будет замечено в скобках: стоит только любому из этих пачкунов тихонько шепнуть: «вот она, пожива!», и мастерская Каменного Сердца, когда деваться ей будет некуда, со всех ног ринется сдавать своего человека правосудию. Стоит ли до этого доводить?
– Не будем, – сказал Ролан. – Я с вами согласен. Об этом хватит!
– Хватит так хватит, если вам угодно, не будем об этом, ни о чем не будем, даже о тряпках Даво: дамоклов шкаф. Посмотрим, что у нас в левой колонке. Слева я вижу имя! Целый мешок имен! Титул! Полную корзину титулов! Блестящее положение, целая страница в истории, особняки, замки, леса, деньги, горы денег, пэрство, ибо нужно же положение в обществе!..
– Сколько вы хотите? – перебил Ролан.
– Погодите! Предстоит еще оговорить ряд предварительных условий. Люди без имени бывают нищими, бывают принцами – иногда по случайности, иногда из-за личных качеств. В начале нашего разговора вы заставили нас задуматься, давая ответы, в которых намекали на какие-то таинственные обстоятельства…
– О! – произнес Жафрэ. – У него способности, я ручаюсь!
– У нас даже сложилось впечатление, – продолжал Комейроль, – что вы гонитесь за зайцем и что ваш заяц похож на нашего.
– Какое вам дело, что за блага мне достанутся, – сказал Ролан очень серьезно, – коль я сам готов оплатить мои собственные блага?
Бывшие письмоводители конторы Дебана обменялись вопросительными взглядами, и Жафрэ прошептал тоном на редкость чистосердечного человека:
– Что мы в прятки-то играем? Вскроем карты прямо сейчас!
– Господин герцог, – тут же сказал Комейроль, – в глубине души я придерживаюсь того же мнения, что и мой друг и коллега. Вот мы здесь, собравшись вместе, выясняем, у кого больше власти. Мы сильны, вы, может статься, тоже не из слабых, хотя по виду этого не скажешь. Поднаторевшие в делах люди, такие, как дружище Жафрэ и я, имеют обыкновение никогда не судить о вещах по первому впечатлению, и нам показалось уместным вас, грубо выражаясь, прощупать. Сказать по чести, мы знаем теперь не намного больше, чем до того; со своей стороны, я лишь вынес убеждение, что, имея товар, который мы можем вам предоставить, вы станете герцогом де Клар, и все будет столь безупречно, просто и надежно, что сам дьявол не сможет ни к чему придраться!
– И что же за товар вы можете мне предоставить? – поинтересовался Ролан.
– То, что зовется гражданскими документами, милостивый государь: свидетельство о рождении, свидетельство о браке и свидетельство о смерти Раймона Фиц-Руа Жерси, предпоследнего герцога де Клар, права которого последний герцог, его младший брат, унаследовал, заявив об отсутствии жены и сыновей у означенного старшего брата.
Ролан покраснел второй раз. Ему показалось, что он слышит голос матери в последний день, этот надломленный голос, словно повторяющий урок, который надо затвердить ребенку:
– Свидетельство о рождении, свидетельство о браке и свидетельство о смерти!
И с усилием, ибо была уже совсем слаба, добавляла, откидываясь обескровленным лицом на подушку:
– Все три – на имя Раймона Фиц-Руа Жерси, герцога де Клар!
Комейроль продолжал:
– Герцогиня, жена Раймона, старшего брата, умерла; у нас есть свидетельство о ее смерти; вы ее сын: у нас есть ваше свидетельство о рождении.
Ролан выразительно кивнул.
– И не вздумайте, – продолжал Комейроль несколько нервно, меж тем как Добряк Жафрэ ерзал на стуле, – вообразить, что мы так уж удивлены происходящим или застигнуты врасплох…
– Да что, в конце концов, происходит? – возопил Жафрэ вне себя. – Наткнулись на лицедея похлеще вашего, дражайший, только и всего!
