— Что тут заляпывать-то? Рисунки как рисунки, ничего особенного.
— Ага, только им лет по пятьсот каждому!
Леха аж присвистнул:
— Их что, пятьсот лет назад нарисовали? Ни фига себе! — И он осторожно провел по полотну пальцами, как будто хотел удостовериться в его возрасте на ощупь. — А сколько же они могут сейчас стоить? — задал он главный из волновавших его вопросов.
— Для нас — по штуке каждый.
— Для нас. А вообще? У коллекционеров? Сколько?
— Каждый — штук по триста, — отвечал компетентный Рука.
Леха присвистнул уже второй раз за минуту.
— Значит, нам — по одной тысяче, а себе — по триста? Это ж в триста раз дороже! Какая-то тут ошибочка получается. Надо ее исправить.
— Ты чего это удумал, математик?
— А что, люди такие деньги огребают, а нам — объедки с чужого стола!
— Вот если б ты все это дело придумал, тогда бы и получил все деньги.
— Но мы же рисковали, мы сделали всю грязную работу!
— Вот как за грязную работу и получаем.
— Слушай, Рука, давай сами эти картинки продадим, а? — Глаза у Лехи загорелись.
— Давай. — Рука оставался спокоен. — Ты знаком с теми людьми, которые могут их купить?
Леха пристыженно молчал. Тогда Рука стал бережно сворачивать полотна, чтобы вновь засунуть их в тубус.
— То-то же. Дурак ты, Леха, — некому нам их продать.
— А заказчик наш кому их продаст?
— Не знаю. И нам с тобой он этого не скажет. Такая информация больших денег стоит.
— А что, если их в комиссионку сдать?
— Точно, дурак. Там нам дадут по рублю и милицию вызовут.
— Что же делать?
— Сидеть и ждать звонка, когда заказчик встречу назначит.
— Обидно как-то.
— Угу. Мне, Лех, тоже обидно. Намажь-ка и мне бутерброд.
— Добрый день. — Астахов открыл дверь кабинета следователя и увидел на обыкновенном учрежденском колченогом столе картину Дюрера. Пораженный, он сделал шаг вперед и замер, не сводя с нее глаз.
— Здравствуйте, — отвечал Солодовников. — Николай Андреевич, это та самая картина, которая была украдена из вашего дома?
— Да, это она. — Астахов не мог не узнать полотно. — А где вы ее нашли?
Но следователь уклонился от прямого ответа:
— Скажите, вы знаете этого человека?
Только тут Астахов заметил, что в углу кабинета сидит еще и Миро.
— Здравствуйте, Николай Андреевич, — сдержанно поприветствовал его цыганский парень.
— Здравствуй. — И Астахов без всякой задней мысли пожал ему руку.
— То есть вы знаете этого человека, — повторил Солодовников уже утвердительно.
— Да, это Миро, — отвечал вызванный в милицию потерпевший. — А в чем тут дело? Объясните, Ефрем Сергеевич.
— Обязательно объясню, Николай Андреевич, обязательно. Дело в том, что именно у гражданина Милехина эта картина и была найдена.
— Что?! Но этого быть не может! — Астахов опять повернулся к Миро, тот опустил глаза. — Миро, почему ты молчишь? Скажи же хоть что-нибудь!
— Николай Андреевич, — начал цыган, — я уже убедился, что все против меня. Я боюсь, что вы мне тоже не поверите.
Дав им обменяться этими фразами, следователь продолжил:
— Господин Астахов, вы подтверждаете, что в день кражи гражданин Милехин был в вашем доме?
— Да, он был у меня.
— И он видел ваши картины?
— Да, конечно, он их видел — они висели в гостиной.
— И при этом он сказал вам, что нуждается в крупной сумме денег?
Астахов кивнул.
— Все ясно. — И Солодовников вызвал конвой, чтобы Миро увели в камеру следственного изолятора.
Совсем растерявшийся Астахов проводил арестованного взглядом, потом снова обратился к следователю:
— Но я в это не верю. Я не верю, что Миро украл, — он не способен на воровство…
— К сожалению, Николай Андреевич, все факты говорят в пользу именно этой версии: ему нужны были деньги — значит, у него был мотив, потом, у него нет алиби, и, наконец, картину-то мы нашли именно в его шатре.
— А где остальные картины?
— У Милехина мы нашли только одну… — развел руками Ефрем Сергеевич.
— Ну вот видите! — воскликнул было Астахов.
— …Но он мог спрятать картины в разных местах, это обычное дело. Мы продолжаем искать.
— Неужели я так ошибался в человеке… — говорил Николай Андреевич уже не следователю, а самому себе.
Тем временем Солодовников решил, что визит к нему Астахова пора заканчивать.
