Заговорили об аресте Миро, о подброшенной картине.
— Это Рука с Лехой ему ее подкинули — их рук дело, — говорил Рыч. — Помнишь их, Палыч?
— Как не помнить… А почему вы решили, что это именно они? Что ж они, в Управск вернулись да еще и в табор, получается, приходили?
— Приходили. Люцита их видела.
Васька замычал, стал размахивать руками. «Я! Я еще их видел!» — хотел кричать он, и не мог. Но никто не обратил внимания на прыжки мальчика.
— Ты видела их в таборе? — переспросил Палыч Люциту. — Так надо же срочно сообщить в милицию — и тогда Миро наверняка отпустят!
— Понимаете, я их видела не наяву.
— То есть как это?
— Ну это было как бы видение. Словно во сне, но только я не спала.
— И давно у тебя появились такие видения? — спросила Рубина, посмотрев вдруг на Люциту очень серьезно и внимательно.
— Да нет, недавно. Просто я вдруг многое стала видеть, чувствовать. Я не знаю, как это объяснить, Рубина, у меня никогда раньше такого не было. Сама не понимаю, что со мной происходит.
— А вот я, кажется, понимаю. — И Рубина повернулась к Ваське: — Вася, иди-ка сюда.
Маленький цыган подошел поближе.
— Возьмитесь за руки, — сказала старушка мальчику и Люците, они подчинились — в таборе за много лет привыкли слушаться старую цыганку. — Закройте глаза. Люцита, представь, что Вася говорит.
— Я не понимаю, Рубина, чего ты хочешь?
— Не говори ничего — делай, что я велю.
Люцита послушалась, а старуха зашептала что-то себе под нос. Потом опять обратилась к молодой хозяйке:
— Представь, что ты видишь свет, Люцита… Теперь представь, что Вася говорит… Делай, как я сказала! — И она стала водить руками над молодой женщиной и девятилетним ребенком. — Люцита, ты должна захотеть, чтобы он говорил.
— Да я и так этого хочу, — отвечала та, не открывая глаз. — Все в таборе этого хотят.
— Нет, ты должна очень сильно захотеть! Понимаешь — очень-очень сильно. Должна вся просто превратиться в желание… Сосредоточься на одной только этой мысли… А теперь прикажи ему говорить…
— Как это?
— Делай то, что я говорю, — шептала Рубина.
И Люцита снова подчинилась:
— Говори, Васенька, хватит молчать, — стала уговаривать она цыганенка.
Васька открыл глаза и стал растерянно переводить взгляд с одной женщины на другую.
— Ты не проси, ты ему приказывай, — волнуясь шептала, почти шипела Рубина.
Люцита открыла глаза, посмотрела на Василия сверху вниз, в упор, и очень отчетливо произнесла повелительным тоном:
— Говори!
— А чего говорить-то? — спросил в ответ Васька.
Палыч с Рычем так и сели от удивления, Рубина опустилась на стул от усталости, Люцита — от растерянности. Посреди палатки остался стоять один Васька. Он улыбался, радуясь невольно произведенному на взрослых эффекту.
— Заговорил?! — И, подскочив к мальчишке, Люцита стала радостно трясти его за плечи.
— Заговорил, — ответил Васька, до которого только сейчас стало доходить, что же с ним только что произошло.
— Заговорил-заговорил, — устало отозвалась Рубина. — Не сомневайтесь.
— Скажи еще чего-нибудь, — попросил маленького друга Палыч.
— Богдан, так мы покажем им, как я нож метаю, а?
— Покажем, Василий, — отвечал Рыч, не скрывая радости. — Обязательно покажем!
— Рубина, но как же это? — спрашивала тем временем Люцита. — Как ты это сделала?
— Да нет, дорогая моя, это не я сделала. Это сделала ты.
— То есть как?
— Да, что это значит? — спросил и удивленный Рыч.
— Это значит, что теперь ты — шувани, Люцита. И забота обо всех в нашем таборе лежит отныне на тебе…
— Да, а что со мной было там, в лесу! — перебив бабушку Рубину, стал взахлеб рассказывать Васька.
Так тайна Руки и Лехи окончательно перестала быть тайной.
* * *
В маленькой однокомнатной, ничем не выделяющейся квартире в большом, но тоже ничем не выделяющемся многоэтажном панельном доме Рука с Лехой отдыхали и закусывали после удачно проведенного дела. В этой, затерявшейся в новом микрорайоне Управска квартирке они чувствовали себя спокойнее, чем в любом подземелье.
Леха ел бутерброд с кабачковой икрой, а свободной рукой разворачивал один из холстов великого Дюрера.
— Лех, кончай — заляпаешь! — строго буркнул Рука.
