– Это уж слишком…
Что касается кардинала де Ришелье, то он, узнав о ее смерти, лишь презрительно усмехнулся. Впрочем, надо отдать ему должное: он позаботился о том, чтобы честь Франции была соблюдена, лично передав 100 000 ливров на оплату ее долгов и подготовив все для возвращения ее тела в Париж (она была похоронена в Сен-Дени, рядом с мужем-королем и его предшественниками). Тогда он и предположить не мог, что ему самому оставалось жить всего каких-то пять месяцев.
Смерть кардинала де Ришелье
Он умер 4 декабря днем, спокойно,
с достоинством и с чувством удовлетворения
от того, что на протяжении всей своей жизни
преданно служил церкви и государству.
Энтони ЛЕВИ
Франсуа де Ларошфуко в своих «Мемуарах» констатирует:
«Непрерывная череда стольких успехов и стольких отмщений, такое могущество сделали имя кардинала де Ришелье одинаково грозным и для Испании, и для Франции. Он возвращался в Париж, как бы справляя триумф. Королева боялась проявлений его раздражения; и даже сам король не сохранил достаточно власти, чтобы защитить своих собственных ставленников: у него не оставалось почти никого, кроме Тревиля[26] и Тиладе[27], кому он мог бы довериться, и все же ему пришлось с ними расстаться, чтобы удовлетворить кардинала».
Тем не менее время шло, и состояние здоровья кардинала и главного министра королевства вдруг резко ухудшилось, и он принял решение продиктовать завещание. В нем он просил похоронить его в новой, отстроенной по его распоряжению церкви Сорбонны. Практически все свои наличные средства (по некоторым данным, состояние кардинала оценивалось в 20 000 000 ливров) он завещал герцогине д’Эгийон (своей любимой племяннице Марии-Мадлен де Комбале). Герцогство и титул де Ришелье он решил передать внучатому племяннику Арману-Жану де Виньеро, внуку своей сестры Франсуазы. Он также подтвердил передачу принадлежащего ему кардинальского дворца в дар Людовику XIII. Всего завещание кардинала де Ришелье, соответствующим образом заверенное, составило шестнадцать с половиной страниц.
* * *
Осенью 1642 года он посетил лечебные воды в Бурбон-Ланси, и там, будучи уже совсем немощным от мучившей его болезни, кардинал до последнего вздоха по несколько часов в день диктовал секретарям всевозможные дипломатические наставления, распоряжения губернаторам провинций и даже приказы по армиям.
Об этой поездке в Бурбон-Ланси всезнающий Жедеон Таллеман де Рео рассказывает так:
«Кардинала несли на огромных носилках и, дабы его не тревожить, проламывали стены домов, где он останавливался, а ежели было высоко, то со двора наверх сооружали сходни и вносили его через окно, выставив раму. Несли его посменно двадцать четыре человека. Как только он добрался до Луары, его пришлось доставлять с баркаса на берег к отведенному ему жилищу. Мадам д’Эгийон следовала за ним на отдельном баркасе; многие другие сопровождали его таким же образом. Все вместе напоминало целую небольшую флотилию. Эскортом ему служили две конные роты, одна по эту, другая по ту сторону реки. Пришлось прокладывать дороги в тех местах, где вода была низкой, что же до Бриарского канала, который почти высох, пришлось открыть там шлюз; сию почетную обязанность возложили на герцога Энгиенского».
К сожалению, целебные ванны в Бурбон-Ланси не помогли, и врачи стали говорить, что кардинала следует прооперировать.
28 ноября 1642 года наступило резкое ухудшение. В те дни кардинал признался в одном из писем:
«Этой ночью я жестоко страдал от ревматических болей. Врачи считают необходимым пустить кровь, правда, опасаются перерезать вены. Я в руках Господа…»
Как известно, кровопускание – это один из древнейших методов лечения, который был известен еще до нашей эры. Смысл его заключается в том, что, выпуская некоторую часть крови из организма, врачи заставляли его вырабатывать новую кровь, то есть включать внутренние резервно-восстановительные механизмы, что нередко улучшало общее состояние человека. Но в данном случае кровопускание не дало результата, а лишь до предела ослабило больного. Кардинал начал терять сознание, но каждый раз, приходя в себя, еще пытался работать.
