На другой день, когда Камиль ушел по делам, Фатима рассказала Алине и Васе про своего сожителя: хороший, но странный человек. Например, молится только отдельно, в закрытой комнате, никого в это время рядом быть не должно. Но однажды Фатима случайно подсмотрела…
Фатима даже побледнела, прервав свой рассказ:
— Вася, ты креститься умеешь?
— Умею, — уверенно ответил Вася, торопливо прорабатывая в памяти последовательность движений: верх, низ, право, лево…
— Перекрестись! — попросила Фатима.
Вася перекрестился.
— Нет, не так!.. — нетерпеливо воскликнула Фатима, оглядываясь на дверь.
Вася ничего не понял, но приступил к повторению более внимательно: верх, низ…
— Нет, нет, не то я хотела сказать, — горячо зашептала Фатима. — Ты сначала отвернись.
Вася отвернулся.
— Вот теперь перекрестись… Несколько раз. И — не крупно, а мелко-мелко, чтобы я не видела! Чтобы руку не видела!.. Алина, смотри!
Вася начал мелко креститься, а Алина недоуменно смотрела то на Васину спину, то на мать, у которой были круглые от волнения глаза.
— Вот так! — Фатима тыкала в спину крестящегося. — Вот так у него плечи, спина двигалась! Точно!
Вася обернулся и спросил как можно беспечней, обеспокоенный странным поведением Фатимы:
— Ну и что?
— Как «ну и что»! — почти передразнила Фатима. — Он ведь мусульманин!
Все немного помолчали, после чего Алина резонно заметила:
— Мама, ведь это его личное дело, кем быть! Человек ведь хороший. Ты же его не из-за веры у себя оставила?
Мать смятенно ответила:
— Не из-за веры, конечно… Наверно…Но если бы не мусульманин был… Не знаю… Перед соседями было бы трудней на такое решиться… Может, и не оставила бы у себя, кто теперь знает…
Алина попыталась успокоить мать:
— Мама, ну что ты: «может быть», «наверное»… Как было, уже не важно. Пусть молится, кому хочет.
— Да, да! — согласилась Фатима. — Конечно бы, конечно… Но…Прячется… Неприятно. Даже страшно было первый раз, мураши по коже побежали… Я уже стала подсматривать: садится, как мусульманин, руки вот так делает, по лицу вот так проводит… Все правильно! А потом — крестится!.. Наверное… Куда это годится? Пусть или так, или сяк, — Фатима энергично показала ладошкой, что такое «так» и «сяк», — мне все равно. Но такой смесь — где видано? Люди узнают — что будет?.. Позор мне на старость лет. Скажут: Фатима, ты клоун какой-то!.. Может, ему в психушку надо?
Алина решительно прервала:
— Мама, не обращай внимания! Он свободный человек. У него такая сложная жизнь. Кто знает, что у него в душе делается? Оставь его в покое, не вздумай выспрашивать, ради бога!..
Фатима согласилась:
— Да, да, наверно, так надо делать. Какая разница! Только вот я испугалась, когда к нам мулла зашел… Знает ведь, что Камиль мусульманин. Спросить зашел: зачем к нам в мечеть не ходишь, приходи, пожалуйста…
— Ну, и что? — настороженность матери передалась и Алине.
— А! — Фатима махнула рукой. — Зашли в комнату, закрылись, поговорили о чем-то. Я не слышала. А потом вышел, этот наш мулла, испуганный какой-то, аж лицо черный. И так черный, а тут вообще… Как негр. И руки трясутся. Я спрашиваю у него: «Как?» — сама не знаю, зачем спросила, как будто у доктора, если бы Камиль болел. Мулла говорит, а сам глаза отводит, как будто врет… Ой, грех, грех! Разве можно так про мулла!.. — Фатима поднесла к лицу ладони лодочкой, быстро пробормотала молитву, затем «омыла» лицо, проведя пальцами ото лба к подбородку. — Вот так мулла сказал, сейчас вспомню… Ага, по-русски мне сказал, главное, так волновался! Вот так: «Он кроется от нас, потому что он не сун… как мы, а ши…»
— Не суннит, а шиит, — подсказала Алина.
— Да, да, вот так говорил, правильно! — торопливо закивала Фатима и продолжила: — Я думаю: тут, наверное, все с ума сошли, и мулла рехнулся, со мной по-русски говорит! Что такое сумит-шимит, не знаю, переспрашивать не стала… А у Камиля вообще перестала такие вещи спрашивать. С тех пор никто не приходил, никуда не приглашал. Дочка, я так же подумала: ладно, какой есть, такой есть, такой, значит, бог дал…
При последних словах Фатима озорно покосилась на Васю, затем на Алину, и все облегченно рассмеялись.
