Джихад как будто встрепенулся:
— Лично я этого не хотел бы!
— Почему?
— Потому что тогда Россия будет иметь мировое господство. Потому как ислам — это металл! А христианство — сопли… Но даже при такой… рыхлой вере Россия завоевала треть мира! А что будет, если…
Камиль заерзал на соломе и предложил, подавляя раздражение:
— Знаешь, Джихад! У меня к тебе предложение. Ты мне эту книжку даешь на память. Обещаю читать, делать здесь все равно нечего. А ты арабу скажешь, что вводный ликбез прошел успешно и так далее. Идет?
— Хорошо, — спокойно ответил Джихад, аккуратно укладывая Коран на земляной пол. — Только на прощание еще одно короткое понятие, характеризующее ислам, это вам скоро пригодится.
— Давай! Слушаю внимательно.
Джихад встал, облизал губы и отчеканил:
— «Джихад» — борьба за веру! А как имя Джихад толкуется следующим образом: «Ведущий священную войну!»
И, не попрощавшись, вышел.
Колька на удивление быстро ощутил себя Камилем.
Да, он всю жизнь был безбожником. Но все же подспудно в его душе присутствовало уважение к религиозным людям, с которыми приходилось сталкиваться по жизни. Особенно ярко они проявлялись в неволе. Он чувствовал их внутреннюю силу, которую невозможно было сломить способами, приемлемыми для большинства «нормальных» людей, попадавших в нечеловеческие условия, где господствуют звериные законы. Они были неподвластны страху, боли… Камиль тайно уважал тех особенных людей и, завидуя их особенности, был не против обрести подобные качества. Но, казалось, — не хватало сосредоточенности, последовательности. На самом деле, как он полагал сейчас, для собственного духовного перевоплощения у него не было насущной необходимости, говоря попросту, — в череде суетных каждодневных происшествий не предоставлялось «случая»… Камиль даже пытался успокоить себя: раз ему представился случай прийти к вере, значит, сие угодно богу, и его «случай» — счастливый! Трудно было прийти к такому выводу, помня о мучениях, но Камиль гнал сомнения, продолжая убеждать себя: на все воля Аллаха, и он, раб Всевышнего, должен благодарить своего господина за посланные испытания…
Это казалось вторым рождением. Жизнь обрела стержень. Все прожитое проявилось по-новому: оказалось, что каждый последующий кусочек жизни был следствием предыдущего, — исчез хаос, наступало прозрение. Которое обвиняло: ты жил неправильно, каждый твой неверный шаг творил следующий грех!.. Ах, если бы это прозрение случилось раньше! Жизнь не была бы столь беспорядочной и горькой! Но сейчас он будет поступать правильно: и возможно за это Аллах наградит его своим расположением!
И действительно, возможность проявить себя скоро представилась.
Новоиспеченного мусульманина скоро стали настойчиво принуждать сражаться против «неверных» федералов, планируя выпестовать из бывшего бродяги боевую единицу подразделения «славян-оборотней». По всему получалось, что это и было главной целью «выпечки». Невольник, горячо поверив словам своего спасителя, Ибрагима, что, дорожа словом, данным воину, беспричинно его убивать не будут, упрямо отказывался. Не сломили ни угрозы, ни содержание в настоящем классическом зиндане — земляной яме, этих аргументов он, нечувствительный к боли и радостный любой перспективе избавления от мучений, чем являлась смерть, уже не боялся. Вполне закономерно, что обретенная вера только прибавляла ему решимости стоять до конца. Он то и дело повторял агитаторам: «Иноверец не виноват в том, что он иноверец! Иноверец не враг — он несчастный!»
Однажды в яму, смеясь, бросили гранату… Камиль только закрыл глаза и с благодарностью стал ждать окончания мучений. Ждал минуту, другую, третью… Не хотелось верить хохоту над головой — и он прождал еще несколько минут.
В конце концов, «бестолкового» раба-единоверца, подержав до полусмерти без нужного результата в холодной яме, продали подальше в горы, в маленькое селение из нескольких дворов… На память ему даже дали имущество — Коран на русском языке.
Новый хозяин оказался добрым в понятиях рабовладельцев двадцать первого века. Повода к наказаниям Камиль не давал, поэтому скоро стал бытовать относительно свободно. Ночевал не в подвале, а в одном из сараев, приспособленном под жилье. Поскольку мастером Камиль был на все руки, то выполнял всю допустимую работу по дому: пилил дрова, кормил скотину, чистил, ремонтировал, строил.
