Хозяева, муж и жена, заметили из окон, что кто-то к ним пришел. Они вышли из дома и, узнав Артыка, бросились ему навстречу.
Это были старые его друзья: Моммы Мерген и Айджемал, родители Аджап.
Артык поздоровался с ними, как с близкой родней. Моммы Мерген долго тряс ему руку, все приговаривая в радостном возбуждении:
— Ну, удивил, ну, осчастливил!.. Вот уж гость так гость!.. Не гость — ангел, спустившийся к нам с небес!
Артык, которому Моммы и слова не давал вставить, с улыбкой разглядывал давнего друга. Тот мало изменился за то время, пока они не виделись. Все то же доброе выражение лица, и былой блеск не угас в черных, глубоко посаженных глазах, и высокая худощавая фигура сохранила свою статность. Морщин, правда, прибавилось, и короткие усы стали белее, но это не старило Моммы Мергена.
И у Айджемал, полной, белолицей, вид по-прежнему моложавый, несмотря на седину в волосах.
Воспользовавшись паузой в речи мужа, состоявшей из одних восклицаний, она накинулась на Артыка со своими расспросами:
— Как Айна поживает, как ее здоровье?
— О, она до сих пор и считает, и чувствует себя молодой,
— Почему ты ее с собой не взял?
— Исключительно из-за своих феодально-байских пережитков. Вай, как можно — ходить по улицам рядом с женщиной!..
Айджемал лукаво погрозила ему пальцем:
— Ох, притеснитель!.. Моммы у меня такой же. Все не выпускает из рук камчи, которую взял, когда я женой вошла в его дом.
Моммы вздохнул:
— Если бы так!.. К сожалению, революция отняла у нас камчу. И теперь нечем преподать добрый урок иным женщинам…
— Вай! — Айджемал всплеснула руками. — Когда же вы избавитесь от своих феодальных взглядов?
Артык стукнул себя кулаком в грудь:
— Когда наконец получим из рук женщин свободу и равноправие!
— Вах-вах, бедняжки!.. Как не пожалеть вас, несчастных, забитых, изнывающих под женским гнетом!..
Так, шутя, прошли они в дом, и в одной из комнат, просторной, устеленной коврами, гость и хозяин уселись за сачак, подложив под локти подушки. Айджемал принесла им горячий зеленый чай.
— Все-таки я удивляюсь, — сказал Моммы Мерген, — как попал к нам яркий луч, осветивший наш дом? Какой пророк указал тебе, дорогой Артык, на наши двери?
Артык приложил ладонь к сердцу:
— Вот этот пророк! Он прямиком привел меня в твой дом. Правда, с некоторой задержкой…
И он, смеясь, рассказал Моммы о своей встрече с очкастым «простите».
— Слава богу, я, кажется, ошибся, давая ему твой адрес. Не то бы он уже пожаловал сюда, и нам не удалось бы посидеть спокойно…
— Ты возблагодари аллаха за то, что он помог тебе вырваться из рук этого захватчика!
— Поверь, Моммы, нелегко это было…
Артык, проделавший неблизкий путь, с особым наслаждением прихлебывал умело заваренный, хорошо настоявшийся чай.
Он и Моммы ничего пока не говорили о Бабалы и Аджап. Но чувствовали себя родственниками, и это придавало их беседе, их шуткам еще большую теплоту.
Знакомы же они были давно, еще с тридцатого года. Моммы Мерген учительствовал тогда в местности, носящей имя Кырк-куи[9].
Вокруг простиралась дикая пустыня, где бесчинствовали басмаческие банды, и чтобы работать в этой обстановке учителем, требовалась немалая отвага. Враги советской власти распускали злостные слухи, будто учителя навязывают ребятам русские обычаи, развращают их, растят из них безбожников, «гяуров». Науськиваемые муллами и баями басмачи поджигали школы, зверски расправлялись с учителями.
Дошла очередь и до Моммы Мергена. Как-то вечером, когда он возвращался из школы домой, позади послышался топот копыт. Это басмачи налетели на аул. В первую очередь они спалили школу и бросились искать учителя. Не имея возможности ни спастись бегством, ни оказать сопротивление бандитам, Моммы забрался под старое верблюжье седло, валявшееся в поле.
Его все равно бы обнаружили, но, к счастью, вовремя подоспел отряд Артыка Бабалы. Внезапным наскоком он выбил басмачей из аула, многие бандиты были уничтожены, а их главарь взят в плен.
Тогда-то и встретились впервые Артык Бабалы и Моммы Мерген. Их дружба родилась в огне боя.
И сейчас, за чаем, Моммы предался воспоминаниям:
— До конца жизни не забыть мне той ночи, Артык… Как будто вчера это было: черная кибитка, где помещалась школа, объята пламенем, густой дым поднимается к небу, вооруженные дикари бросают в огонь учебники, а я, скорчившись, лежу под верблюжьим седлом и чуть не плачу от ненависти и бессилия…
