Судья остановил секретаря:
— Пока довольно. Слышали, Меллек Веллек?
Лицо Меллека сделалось белым как мел. Но он не добирался сдаваться.
— Я не верю, что Муррук Гышшиев мог добровольно возвести на меня подобный поклеп. Его принудили к этому. Простите, ведь на суде он вправе отказаться от показаний, данных на следствии?
— Вправе, свидетель, вправе. Вы только не подсказывайте обвиняемому, что он должен делать. Но мы можем проверить, насколько чистосердечно раскаялся он в совершенных преступлениях. Муррук Гышшиев! Подтверждаете ли вы только что зачитанные показания?
Муррук встал, не поднимая головы, не глядя на Меллека Веллека:
— Да, подтверждаю.
— Это оговор! — возопил Меллек. — Я в жизни пальцем не прикасался к чужим деньгам!
— А с чего бы это обвиняемому, которого вы защищали с таким рвением и упорством, оговаривать вас?
— Такие негодяи на все способны.
Меллек уже сам не понимал, что говорит. Страх и ярость ослепляли его. Муррук на следствии должен был от всего отпираться — и любой ценой выгораживать своих покровителей, дабы дать им возможность его же, Муррука, и выручить. А он дрогнул… Почему? Согнула его тяжесть улик? Или сам он на поверку оказался тряпкой? Или… усомнился в силе своих высоких друзей? А он ведь не дурак, у него чутье — как у корабельной крысы… Меллек читал, что крысы первыми бегут с тонущего корабля.
Судья не смог сдержать усмешки:
— Так обвиняемый — негодяй? Свидетель, вы сами себе противоречите. Совсем недавно вы изображали Муррука Гышшиева этаким невинным агнцем, чистым голубем. В протоколе все это записано. Зачитать?
— Товарищ судья, разве вы никогда не ошибались в людях?
— Я не обязан отвечать на ваш вопрос, но — отвечу: так быстро свое мнение я все-таки не менял… Ладно, пойдем дальше. Тот факт, что вы получали от обвиняемого деньги, подтверждается и другими свидетелями. — Судья кивнул секретарю: — Зачитайте.
И снова пощечиной Меллеку прозвучал звонкий девичий голос:
— «Мы видели своими глазами, как Меллек Веллек тринадцатого августа, собираясь ехать в Москву, взял у Муррука Гышшиева пять тысяч рублей и сказал, будто они нужны ему для того, чтобы угостить в Москве полезных людей. Нам известно также, что Муррук Гышшиев часто привозил на квартиру к Меллеку Веллеку дефицитные товары и дорогостоящие продукты, причем бесплатно. Сахат Кутлыев. Джума Курраев».
У Меллека тряслись губы:
— Оговор, типичный оговор! Видно, я чем-то насолил этим людям.
— Три свидетельства имеют для суда достаточный вес.
— Даже если весь зал к ним присоединится, я все равно не признаю белое черным.
— Вы, значит, никогда не получали денег от Муррука Гышшиева?
— Иногда брал — но взаймы.
— И товары он вам на дом не доставлял?
— Я платил за них. Повторяю: к рукам моим не прилипла ни одна государственная копейка, Я занимаю слишком большой пост…
Судья досадливо поморщился:
— Опять вы о своей должности… Кстати, чем более высокой должностью вы злоупотребили, тем хуже для вас. У нас есть сведения, что живете вы не по средствам. В этом суду Предстоит еще разобраться. Не исключено, что мы еще встретимся с вами. Пока — вы свободны. Впрочем, еще один вопрос. Последний. Вы знакомы со статьей «Самодур на руководящем посту»?
— Я читал ее.
— Вы согласны с тем, что там написано?
— Я верю нашей прессе.
— А сами не имеете никакого отношения к этой статье?
— Ни малейшего. Как и ваши вопросы — к делу Муррука Гышшиева.
— Тут вы правы. Можете садиться.
И когда Меллек, растерянный, недоумевающий, предчувствуя недоброе, прошёл на место и сел, судья обратился к залу:
— Статья, которую я упомянул, действительно, лишь косвенно связана с настоящим процессом. Но она характеризует облик свидетеля. Он только что выразил согласие с содержанием статьи. Так я понял ваши слова, Меллек Веллек?
— Выступление резкое — но справедливое, — с места ответил Меллек.
— Так… А вот министерство и обком сообщают, что ни одно из обвинений, выдвинутых против руководителей строительства Большого канала, в принципе не подтвердилось. Статья признана клеветнической, написанной с заушательскими целями. Вы, Меллек Веллек, продолжаете утверждать, что никак не причастны к ее появлению?
