– Рад нашей встрече, дядя! – испытывая невероятный прилив радости, прокричал Козмас. Да, он пережил сейчас полное перерождение и ощущал от этого настоящий экстаз, чувствуя какую-то необычайную легкость и свободу, будто вернулся после долгих странствий к себе домой, на свою подлинную родину. Всё французское, все идеи и даже интеллект покинули его. Даже память о матери, жене и будущем сыне исчезли без следа. Не было ничего, кроме огромного чувства Долга перед вечной Критой.
– Свобода или смерть! – прокричал он вслед за капитаном, когда увидел приближающихся турок.
Тут сверху обрушилась внезапная тьма. И пошел снег, повалил огромными беззвучными хлопьями. За вишнево-красными облаками с трудом проглядывало солнце.
– Счастливая встреча, капитан Михалис, – произнес радостно знакомый муэдзин. Он появился ниоткуда в своем зеленом тюрбане.
– И тебе всего наилучшего, хаджа, – ответствовал Михалис и тут же послал пулю в адамово яблоко давнего знакомого.
Брызнул фонтан крови, муэдзин рухнул на камни.
– Убить всех до единого! – взревел какой-то турок, чьи золотистые волосы развевались на ветру. Он начал хлестать длинным кнутом своих неповоротливых солдат.
– Не дрейфь, племянничек! – выкрикнул капитан. – Надежда покинула нас! Так, да здравствует наша Крита!
– Ты прав, дядя. С надежной покончено. За Криту!
Они вырвали из-за пояса свои кинжалы и рванулись вперед. А снег, словно саваном начал прикрывать всех мертвых. Залитые кровью фески в один миг стали белыми-белыми. Два стервятника начали кружиться над полем боя, внимательно всматриваясь в убивавших друг друга людей. В этой отчаянной рукопашной врагам удалось разделить племянника и капитана. Михалис ясно видел, как турки окружили Козмаса. И тогда он кинулся к нему на выручку.
– Я иду к тебе, племянник! Держись! – взревел капитан.
Но было уже очень поздно.
– Не торопись, Михалис. Он сейчас придет к тебе сам, – издеваясь, крикнул в ответ какой-то турок, и швырнул голову Козмаса прямо под ноги капитану. Михали поднял отрубленную голову за волосы наподобие боевого знамени. Какой-то дикий свет озарил в этот момент лицо капитана, и сердце его наполнила невероятная радость, радость любви к своей Крите, любви дерзновенной пред самим Богом, любви, не знающей страха смерти. Капитан взревел: „Свобода или…“ – но крик этот так и прервался на полуслове. Пуля вошла прямо в рот, а другая – в висок, и мозги Михалиса оросили соседние камни».
Вот эту «игру космических сил» и смог показать в своем романе Казандзакис, хотя формально речь в нем идет о реальном восстании жителей острова против турок в 1889 году, свидетелем которого будущий автор стал сам в очень юном возрасте и в котором принял активное участие его отец Михалис Казандзакис. Но это не реалистическое произведение, хотя события и обстоятельства восстания описаны близко к правде. Перед нами произведение «магического реализма», очень близкого по своей поэтике произведениям латиноамериканских авторов. Суть этого жанра заключается в том, что реальность в произведениях мифологизируется на основе живых, не утративших своей силы представлений того или иного коренного народа, восходящего к древней цивилизации. И если у латиноамериканцев это культура Майя, Ацтеков, Инков или африканских рабов с религией вуду и природной магией (см., например, «Царство земное» А. Карпентьера), то у Казандзакиса это отсылка к минойской цивилизации, без которой невозможно представить себе истинного критянина со всеми особенностями его национального характера, с его специфическим религиозным патриотизмом, пропитанным почвой и хтоникой древнего Крита.
Именно потому наиболее близким к роману Казандзакиса я бы назвал такой классический роман «магического реализма», как эпопею Варгаса Льосы «Война конца света». Но если Льоса был удостоен Нобелевской премии, то Казандзакис, наверное, в силу особого безумия своего произведения, не был. И этим изданием мы хоть в малой мере, но пытаемся восстановить историческую справедливость, дав возможность отечественному читателю приобщиться к одному из величайших шедевров XX века.
