Была одна неочевидная причина, зачем стоило увезти Алину из Москвы. Абдулов не хотел, чтобы она сейчас узнала о смерти Соловей. Может быть, это бессмысленно — рано или поздно ее поставят в известность. Но по крайней мере пусть узнает позже, не сейчас, ее надо как-то подготовить. И пусть узнает от него, а не от других. Как только в «Останкино» стало известно о Соловей, Абдулов приехал к Алине, дал ей снотворного, отключил телефоны и лишь тогда немного успокоился. Никто не успел сообщить раненой «радостную» новость. У него было какое-то жуткое необъяснимое чувство, что Алина… Как только она на него посмотрит, он растеряется, забегает глазами, покраснеет. А она скажет тихо: «Еще одна смерть. Сколько можно? Сколько еще будет? Зачем? Зачем ты это сделал?» И он застынет, и язык у него не повернется лепетать оправдания. Ему надо было что-то придумать, чтобы не произошло так, как рисовало сейчас его воображение.
Шила в мешке не утаишь, и разумеется, до Нины дойдет правда. Соседи заметят и сообщат… Коллеги с его, Абдулова, работы позвонят из «Останкино» поинтересоваться здоровьем и ненароком намекнут. Да уже сейчас она, должно быть, все знает, все поняла. Не страшно. Нина — надежный тыл. Он взглянул на жену — волна признательности и даже нежности захлестнула Абдулова. Нина хороша — годы с ней не справляются, и не потому, что жена слишком много времени уделяет уходу за своей внешностью. Она не пропадает в спортзалах, не часто наведывается к массажистке, а пластическую косметику — все эти подтяжки, липосакции — вообще не приемлет, просто содрогается при мысли о том, что кто-то режет лицо, вставляет имплантант в грудь, выкачивает жир с талии… Сама жизнь не дает ей распускаться — работа, знаменитый трудный муж, ребенок, на которого у Абдулова никогда нет времени и которого растит мужчиной именно Нина. Всегда в тонусе, всегда собранна, почти всегда неуязвима. Стойкий оловянный солдатик, который терпит все его истерики, загулы, запои, ложь. Почему она его не бросила, думал иногда Абдулов, вполне успела бы еще устроить свою судьбу. Нина не дурочка из тех, что толпой стоят у телецентра и караулят «звезд». Те верят, что быть подругой какого-нибудь Абдулова — счастье. А сам он знает, какой он чемодан без ручки — нести очень тяжело и неудобно.
Однажды — давно, в минуту откровенности — она ему проговорилась. Сама, должно быть, уже и забыла те свои слова, а ему они почему-то врезались в память. Был поздний вечер, они сидели вдвоем в кухне за столом — еще на той, старой, плохонькой их квартире. Что-то праздновали — то ли ее повышение по службе, то ли получение его первого крупного гонорара. Свет в кухне был потушен, на столе горели свечи, мерцали два бокала с шампанским. Нина уже, видимо, под воздействием первого глотка — шампанское всегда действовало на нее мгновенно, — не отрывая глаз от огонька свечи, сказала: «Знаешь, я верю, что муж в жизни должен быть один. Один. Почему? Не спрашивай. Я не смогу тебе объяснить — ты скажешь, мистика. Я… я чувствую небесный запрет на все остальное. Чувствую так остро, что иногда даже страшно становится, жутко. Я чувствую, что иное не простится. Нельзя…»
Он ценил ее отношение, ее терпение, но… не больше. Он не мог ограничивать себя ни в чем и не ограничивал, только старался, как мог, щадить ее чувство собственного достоинства. Абдулов считал, что у него получалось. Считала ли так Нина, он не знал — они эту тему не обсуждали.
…К даче они с Алиной подъехали часов в пять, ближе к вечеру. Абдулов всю дорогу при первом удобном случае оборачивался к сидящей на заднем сиденье Алине и с беспокойством спрашивал: «Как себя чувствуешь? Не растрясло?» Та, бледная, измученная, каждый раз с легкой улыбкой отрицательно мотала головой. Когда «БМВ» Абдулова замер перед закрытыми деревянными воротами и Алина поняла, что все, приехали, достигли пункта назначения, она перевела дух. Хотелось вдохнуть свежего воздуха, выкарабкаться из душной машины и почувствовать под ногами землю. И тем не менее, когда она ступила на гравий, которым был усыпан подъезд к даче, вдохнула влажного вечернего воздуха, голова у нее закружилась… Алина опустилась на корточки тут же, рядом с «БМВ». Потерять сейчас сознание — это было бы глупо. Напугала бы до смерти Абдулова — мужчины, если они не врачи, не спецназовцы, в таких ситуациях, как правило, теряются как дети, ударяются в панику. Несколько секунд — и в глазах посветлело.