Могла, конечно, и подрабатывать. Все говорят, что копеечку она считала, что стать знаменитой и богатой — это была ее заветная мечта. Соловей на ногах стояла крепко, и все твердят, что она настырная, пройдошистая, что добилась бы в своей телевизионной карьере многого — не мытьем, так катаньем. Она сама думала, что ей для счастья денег не хватает, а оказалось… Совсем другого ей не хватало. А как можно ее осуждать? А вдруг только так она и могла заинтересовать, подцепить мужика, привлечь к себе внимание? Коллеги говорят, что ни одного романа у Соловей не было на работе, ничего себе не позволяла. Не исключено, что все проще: не умела, не знала, как себе позволить, боялась неудачи, насмешки или огласки. А когда ты проститутка, для тебя действуют другие правила игры. Все просто — ты знаешь, чего хочет клиент и за сколько, он знает, на что ты готова. Без мужика не останешься. Имеешь столько мужиков, сколько захочешь, вернее, сколько сможешь выдюжить. И никаких любовных неудач и стрессов из-за ревности, пренебрежения или невнимательности возлюбленного. Закомплексованная… Она и из-за имени своего простонародного, неизящного страдала — Дуся Телянкина… Тем более рядом такая, как Алина Сохова, обольстительная и победоносная. Еще ни один психолог, ни один физиолог, ни один социолог на свете не объяснил, почему некоторые женщины — их много в мире — отдаются за деньги. В любом обществе — презренная, но везде востребованная профессия… Чего только не придумывали — и легализовывали проституцию, и запрещали, и закрывали на нее глаза, и облагали девушек налогом, и трудоустраивали, и профсоюз для них создавали… И дустом их, и рублем, и кнутом, и пряником. И все равно проституток не убывает — ни в благополучных странах, ни в нищенствующих. Где-то очень глубоко в натуре человеческой в равной мере у мужчин и женщин эта потребность в продажной любви сохраняется, сидит, и не вытравить ее пока ничем.
— Она не подрабатывала, — сказал Костов вслух. — Она зачем-то попробовала, а потом втянулась. Ей понравилось. Вот и все.
Абдулов, как всегда в середине июля, распрощался со своими зрителями до сентября, но в отпуск пока решил не уезжать. Обычно они с Ниной — отпуск, что бы в его жизни ни происходило, он имел обыкновение проводить только с женой — месяц отдыхали на Средиземноморском побережье Франции или на испанских курортах. Любили отдых с комфортом, а лучше даже с роскошью, и никаких дешевеньких туров в Турцию или на Кипр. На этот раз он сказал жене, что пока ехать не может, а, напротив, хочет уединиться на даче, чтобы как следует обмозговать новый телевизионный проект, который они на канале готовят к следующему сезону. В сентябре — кровь из носу — проект должен быть уже в работе, а дел впереди — конь не валялся. Он предложил ей поехать одной — развеяться пару недель в Италии или где сама захочет. Ему на даче нужен полный покой и уединение, только компьютер, телевизор, прогулки по лесу и изредка — легкие, как смена форм труда, работы на огороде и в саду. И никаких мобильников, визитов друзей или родственников. Он собирается там поотшельничать полмесяца, так что у нее карт-бланш…
На самом деле Абдулов собрался перевезти на свою дачу выздоравливающую, но еще слабую Алину. С его стороны это был поступок непривычный, для него самого неожиданный, слишком вызывающий по отношению к жене, к которой он старался сохранять всяческий респект. Нина того заслуживала. Зачем он это делал? Чего хотел? Абдулов сам не мог разобраться. «Алина страдает, я должен о ней позаботиться. Вот и все. Что в этом плохого, грешного? Ничего».
Абдулов думал-думал, как все обставить, и решил не афишировать свою акцию ни на работе, ни дома. Он посоветовал Алине сказать близким, что, мол, она отправляется в загородный санаторий, откуда дозвониться до столицы очень трудно. Сам он отчета никому давать и не собирался. Вот только требовалось что-то придумать для жены… Нина была умницей — и по природе умницей, да еще жизнь с Абдуловым многому научила. Она сделала вид, что поверила мужу. «Да, да, — покивала она головой, когда он сообщил ей за завтраком о своих планах. — Конечно, дорогой, поработай на даче. Но зачем же отказываться от визитов друзей? Я тебя знаю — скучать будешь без настоящей мужской беседы с пивом, раками, сигарой и сальными анекдотами. Всем нужно время от времени расслабиться. Если изредка… Они делу не помешают». — «Что ты, что ты, — замахал на нее руками Абдулов. — В другой раз, при иных обстоятельствах — с удовольствием. Я с мужиками за бутылкой посидеть люблю. Но не сейчас. Полный цейтнот, ни на секунду нельзя отвлекаться. Кечин ногами топает, Огульновский из своего Лондона звонит, нервы треплет… Добью проект, и мы с тобой потом по-настоящему отдохнем. Оторвемся…» Говорил, улыбался жене, та отвечала нежным взглядом — и не верил ни одному собственному слову. Почему-то было такое ощущение, какого никогда не было, что впереди неизвестность, и неизвестность, не очень благожелательно к нему, Абдулову, настроенная. Он не знал и боялся гадать, что будет через неделю, через месяц, осенью…
