Хуже всего с убийством Яшкина — ни одной улики, ни одного свидетельства. Тут только подозреваемые могут свидетельствовать друг против друга, но будут ли они это делать? Единственный шанс — попытаться столкнуть их лбами, заставить каждого оправдываться и валить вину на другого. Почерк похож на случай с Соловей — нож в горле… Семиряга, конечно. Опять нужен нож — наверняка тот самый, уже использованный.
Беспанов и Абдулов остаются как бы ни при чем. Но обещание, данное Абдулову, я непременно выполню — добьюсь, чтобы им заинтересовалась налоговая инспекция.
— А как же второе покушение на Алину Сохову? — подала голос внимательно слушавшая начальника Надежда. — Трубой по голове. Опять Штырев? Вообще-то, не похоже. Этот рыжий, которого я преследовала, совсем не похож на Штырева…
Что-то слишком часто Костов стал ловить на себе восхищенный взгляд подчиненной.
— А!.. Это отдельная история, — усмехнулся он. — Помнишь такую Валентину Чугарь? Даму из Винницы, кажется, молочную «сестренку» Олега Лосского? Она еще у нас тут возмущалась, что все имущество «любимого братика» унаследовала эта «овца» Сохова? Показывала нам фотографию сыновей — двух дебилов двадцати и восемнадцати лет? Думаю, это их рук дело. Не может семья Чугарей смириться с тем, что наследство мимо носа уплывает… Люди они простые, незатейливые, ход мысли у мадам Чугарь прямолинейный, как шпала. Надо убить наследницу, тогда семейка сможет предъявить свои права. Я думаю, здесь трудностей не будет — разыщем дебилов, обнаружим на лодыжке старшего следы собачьих укусов. Ты, я думаю, опознаешь и убегавшего, и младшенького, который поджидал брата в машине. Отделаются условным сроком и компенсацией… Детки!
— В жизни бы не догадалась! — ахнула Надежда. — Хотя постоянно мерещилось, что где-то эту рыжую рожу я уже видела. Так это на фотографии… Как это до вас дошло?
— Поживи с мое, — нравоучительно изрек Костов, — тогда, может быть, и ты догадаешься. Не знаю, как получилось. Вдруг пришло в голову — и все. Очень большое впечатление произвела на меня Валентина Чугарь… Тебе не пора домой?
У Костова на сегодня оставалось еще одно дело, в котором надежная Надежда была ему совсем не помощница.
Надежда засуетилась, выскочила в коридор и через минуту вернулась, как обычно, с продуктовым пакетом в каждой руке. Она постояла в дверях, повернулась, сделала пару шагов к выходу, потом возвратилась и опять встала в дверях, замялась. «Странно, — подумал Костов, — я перестаю обращать внимание на ее жуткий прикид». Сегодня Надежда была облачена в неизменные шпильки, «дольчики» (плотные колготки с цветным рисунком), шифоновую розовую юбку и непромокаемую синюю куртку «Адидас». На шее блестело колье — бижу с перламутром. Все это великолепие больше не травмирует ни глаз, ни мозги. «Привыкаю, что ли?» — удивлялся Костов.
— Антон Сергеич! — решилась наконец она. — Не хотите сегодня у нас поужинать? Я плов приготовлю. Андантинов давно просил…
— Спасибо, Надежда. Но, думаю, это было бы уже слишком, — улыбнулся Костов.
— Тогда я пойду, — сказала Надежда, не двигаясь.
— Привет Андантинову, — поощрил ее Костов.
На улице накрапывало. Ранний вечер, а уже серо, сумрачно, мрачно. Красиво. Небо булыжного цвета. Лужи, женщины под зонтиками, студентки с намокшими волосами и мокрыми блестящими хохочущими лицами, запотевшие стекла очков на носу у прохожего дядьки — солидного, гладкого и важного мужчины, прикрывавшего лысину газеткой. Листья, как к зеркалу, прилипли к мостовой. Под козырьком над входом в метро мокрые дворняги спасаются от дождя, отдыхают, уткнув грязные морды в собранные кучкой грязные лапы. Шум — монотонный, расслабляющий, первобытный шум дождя, на это накладываются грубые звуки города: автомобильная сигнализация, крики, обрывки глупых разговоров, которые ведут между собой каждый день горожане, шарканье дворницкой метлы по тротуару, шлепанье подошв по воде, натужное звяканье троллейбусного мотора.
Костов не спешил. Не хотелось прятаться от капель, было приятно подставлять щеки под дождевую морось. И нужно было подумать. Что он скажет? Как он скажет?
