Как выйти из террора? Термидор и революция - страница 154

.

Родившись в 1924 году в Варшаве, после начала Второй мировой войны, Бронислав Бачко, как и многие другие жители города, перебирается в Восточную Польшу и вскоре оказывается на территории, занятой советскими войсками[248]. Террор, голод, болезни, тяжелый труд были знакомы ему не понаслышке: проработав два года в колхозе, в 1943 г. он становится офицером польской армии, сформированной на территории СССР, и вместе с ней возвращается в родную страну. Вступив в ряды коммунистов, Б. Бачко выбирает сферой своих интересов философию, и в 1950 г. его принимают на работу в Институт подготовки научных кадров при Центральном комитете Польской объединенной рабочей партии (ПОРП). Будучи на тот момент марксистом[249], он занимается изучением прогрессивных тенденций в польской общественной мысли и через два года защищает диссертацию, посвященную тайному Польскому демократическому обществу, существовавшему в первой половине XIX в. Как не без иронии вспоминает ныне сам автор, она была посвящена «неразрешимой проблеме: как втиснуть в рамки марксизма-ленинизма совершенно не подходившую для этого польскую историю». Год спустя выходит его книга о философских и политических идеях Тадеуша Котарбинского, одного из его учителей, преподавателя логики и эпистемологии в Варшавском университете.

1953-1957 годы были для Б. Бачко временем пересмотра многих взглядов и острых идеологических дискуссий, связанных со смертью Сталина, падением Берии, XX съездом КПСС, «оттепелью», польскими событиями 1956 года. Важным этапом здесь стало усмирение рабочих волнений в Познани летом этого года, когда «диктатура пролетариата давила танками реальных рабочих». На это же время приходится первая поездка Б. Бачко во Францию по линии ЮНЕСКО, встречи с зарубежными коллегами, активное знакомство с новейшей западной историографией. В сферу его интересов постепенно попадает Просвещение, и с 1958 г. начинается работа над книгой о Руссо, принесшей автору широкую известность[250]. Сам он вспоминает, что пришел к Руссо... через Гегеля: «После диссертации я заинтересовался польскими гегельянцами сороковых годов XIX века, самим Гегелем, а затем гегелевским прочтением Руссо. Почему Руссо? Трудно сказать; может быть, потому, что мне было интересно посмотреть на предшественников Гегеля. А затем стал этим заниматься, пообещав себе впоследствии вернуться в XIX век, да так и остался там, и остаюсь по сей день...»

Вместе с тем, преподавая в Варшавском университете и в Институте философии Академии наук, Б. Бачко не мог и не хотел оставаться в стороне от происходивших в Польше идейных и интеллектуальных процессов; наметившееся со второй половины 1950-х годов усиление партийного диктата в науке сказалось и на его работе. Вместе с друзьями и коллегами он задавал тон в том, что стало впоследствии называться «Варшавской школой истории идей»[251], однако власти выступили с критикой в адрес ряда ученых, принадлежавших к этой «школе», обвинив их в «ревизионизме». С середины 1960-х годов начались репрессии: обрушившись на «ревизионизм и сионизм», руководство партии и страны развязало тем самым одновременно и антиинтеллектуальную, и антисемитскую кампанию. Б. Бачко был исключен из ПОРП, уволен из университета, оказался лишен права публиковать свои работы, другим ученым было запрещено ссылаться на его труды; «это было совершенно по- оруэлловски». В тот непростой момент его поддержали коллеги: в декабре 1969 г. по приглашению Жана Эрара Б. Бачко переезжает во Францию и начинает преподавать в университете Клермон-Феррана, а затем, с 1973 г., в университете Женевы.

К этому времени его интерес к философии уже прочно сопрягался с интересом к истории, «свободным от всякого идеологического давления и неподдельным». Проблемы, над которыми он размышлял, — взаимоотношения личности и общества, интеллектуала и его времени, степень автономности этики от идеологии — можно было решать на материале едва ли не любой эпохи. Бронислав Бачко избрал для себя Францию XVIII века. От изучения Руссо он переходит к изучению утопий; вернее, как заметил сам автор, никуда он специально не переходил, а просто