И ещё раз надо сказать, что, несомненно, решающую роль в судьбе М. Горбачёва, в его становлении как политического деятеля, вхождении в элиту руководителей страны — в Политбюро — сыграл Ю. В. Андропов. После первых встреч с Горбачёвым однажды я завёл разговор с Андроповым об оригинальных взглядах, интересных планах и нестандартном мышлении молодого секретаря Ставропольского крайкома КПСС. Андропов, всегда немногословный в оценке людей, сказал: "Я встречаюсь с ним, когда отдыхаю в Кисловодске, и он производит впечатление неординарного партийного руководителя, да и человек он приятный".
Умный и расчётливый Политик, опиравшийся в те времена в основном на поддержку Л. Брежнева и такую всемогущественную организацию, как КГБ, Ю. В. Андропов понимал, что один из его главных недостатков — отрыв от широких кругов партийных руководителей, где он не мог, в отличие от Кириленко или Черненко, иметь достаточную опору. Одновременно он хорошо осознавал, какой властью обладает этот круг людей. Понимая, что его время ещё не пришло, Андропов делал все возможное для сохранения на посту Генерального секретаря дряхлого, с прогрессирующим склерозом Леонида Ильича.
Ю. В. Андропов, думая о будущем, как дальновидный Политик пытался найти в среде партийных работников и привлечь на свою сторону прогрессивных, умных людей, избегая карьеристов, пропитанных догматизмом и чванством. На Северном Кавказе не только во время официальных встреч и проводов, но главным образом в ходе неофициальных бесед и дискуссий за шашлыком на природе, где все располагало к откровенности, состоялось знакомство и с каждым годом крепли товарищеские отношения между Андроповым и Горбачёвым.
Андропов не афишировал своих планов в отношении Горбачёва. Я узнал о них в определённой степени случайно. Однажды, когда мы встретились с М. Горбачёвым в Архызе, у меня возникла неординарная ситуация, каких, по правде сказать, было немало в моей жизни. Только мы сели вокруг приготовленного нами шашлыка, как из посёлка приехал вестовой и передал просьбу срочно позвонить Андропову. Архыз ещё не был обустроен, и связь работала только в посёлке. Горбачёв начал волноваться — что-то случилось в Москве, если вот так внезапно, вечером в горах ищут начальника 4-го управления. Я более спокойно воспринимал такие звонки и внезапные вызовы, понимая, что для Андропова состояние здоровья Брежнева было залогом благополучия и поэтому он бурно реагировал на малейшие его изменения.
Связь с Москвой работала плохо, но все же минут через десять я разговаривал с Андроповым. Связь была открытой, поэтому разговор шёл намёками. Я понял, что у Брежнева, который отдыхал в Крыму, возникли проблемы со здоровьем и что я должен срочно вылететь в Крым. "Дмитрий Фёдорович обеспечит Вам переезд, — сказал Андропов. — Передайте привет Михаилу Сергеевичу и извините, что пришлось прервать вашу встречу". И тут я ещё раз уяснил, что каждый шаг, каждое знакомство моё (да, вероятно, и Горбачёва) находятся под пристальным вниманием такой могущественной организации, как КГБ. Затем в трубке послышался голос Дмитрия Фёдоровича Устинова, не только моего пациента, но и "доброго товарища", как он сам представлялся мне и которого я очень уважал и высоко ценил: "Евгений, сейчас темно, вертолёт в горы, да ещё в ущелье, прилететь не может. Но как только начнётся рассвет, он будет у тебя, доставит на военный аэродром в Гудауту, а оттуда ты вылетишь в Крым. Так что будь к рассвету готов".
Возвращаясь, я увидел, как плотный туман начинает окутывать долину. "Куда в такой туман лететь? — искренне волновался Михаил Сергеевич. — Разобьётся вертолёт. Да я думаю, он и не прилетит. Давайте садиться за стол, а то шашлык остынет". Вечер прошёл весело, шумно, как бывает всегда, когда встречаются хорошие знакомые.
Утром действительно стоял плотный туман, и я уже думал, что прав окажется Михаил Сергеевич, как вдруг услышал нарастающий шум, и вскоре над нами завис военный вертолёт. Поскольку приземлиться он не мог, лётчики спустили для меня верёвочную лестницу. Через 30 минут мы уже были в Гудауте, а через полтора часа я садился в автомашину в Симферополе.
