– Ее рука защищает тебя, – сказала она. – Теперь ничто не сможет тебе навредить. Теперь мы в безопасности.
Мы вытянули руки вверх, касаясь друг друга запястьями. Лунный свет отражался в зеркальной ладони, словно обещая нам вечную защиту.
Надев этот браслет, я почувствовала себя сильной и защищенной. Властной. Как Бет.
У меня возникло ощущение, что случилось чудо, а кому охота трепаться о таких мгновениях на каждом углу? Мы храним их в самом дальнем углу, где держим самые сокровенные воспоминания, укрываем и втайне лелеем, как самое особенное, что когда-либо имели.
Мы лежали, задрав шорты, и сравнивали лиловые синяки на правом бедре. Одинаковые отпечатки большого пальца в тех местах, за которые Минди, Кори и другие девчонки хватались, чтобы забросить нас наверх.
Она надавливала на мой синяк, а я на ее, и, морщась от боли, мы трогали их, и боль почему-то успокаивалась.
Как все произошло? Как случилось, что нас потянуло друг к другу?
Мое дыхание на ее шее, мои губы на мочке ее уха. Помню, что я начала, не помню, как и зачем. Мы так и не сняли шорты и не сделали того, что могли бы, но когда я закрываю глаза и позволяю себе вспомнить, то чувствую щеку на ее колене, ее сильные руки, раздвигающие мои бедра. Мои губы на ее губах. Я слышу ее смех.
Мы никогда не вспоминали об этом. Наверное, потом все стало восприниматься иначе.
Наверное, я стала воспринимать это иначе.
Сезон закончился, появились мальчики, потом другие мальчики, и мы уехали в лагерь. Там я решила жить в одной комнате с Кейси Джей и носила ее фенечку. Тогда все совсем разладилось и так и не исправилось толком. А когда она увидела нас с Кейси – мы сидели и смеялись, она болтала ногами на верхней койке – вы бы видели ее лицо. Вы бы видели мое. Кажется, я и сейчас его себе представляю.
Нет, я никогда не вспоминаю о том, что случилось той ночью на утесе.
Там у меня возникло ощущение, будто произошло чудо, а кому нравится вспоминать о таких мгновениях? Мы хороним их, закапываем в самый дальний угол, где держим сокровенные воспоминания, укрываем их и втайне лелеем, как нечто особенное, что когда-то имели, но потом были вынуждены забыть.
– Ты никогда не хотела разобраться в себе, Эдди, – произносит она. – Понять, что хочешь и на что готова пойти, чтобы получить это. И вот что в итоге.
И вот что в итоге.
– Ты этого хотела. Забирай, – говорит она. – Это всегда должна была быть ты.
Август, чирлидерский лагерь, отбор в команду
– В старших классах чирлидинг был моей единственной радостью.
Первый день смены в чирлидерском лагере. В невероятно душном зале я расхаживаю перед группкой будущих восьмиклассниц и толкаю речь. В которой каждое слово – правда и реальность.
– Некоторые считают, что чирлидинг – это глупо. Они смеются над нами. Но я никогда не обращала на них внимания. Я знала, что у них нет того, что есть у меня.
Девчонки сидят на длинных матах с наивными личиками и широко раскрытыми глазами и смотрят на меня так, будто я сообщаю им всю мудрость этого мира. Что я, собственно, и делаю.
– Чирлидинг подарил мне смысл. Тренированное тело и сильный ум. И друзей на всю жизнь.
Рири стоит рядом. Я прохожу вдоль мата с прямой спиной, задрав подбородок.
– Хотите, чтобы и у вас было так же? – вопрошаю я. – Тогда вы должны стоять горой за свою команду.
Они молча кивают.
– Если вы не будете доверять друг другу, – говорю я, – этот мат станет вашим эшафотом.
Воцаряется гробовое молчание. Я качаю свисток в руке, и слышно лишь, как он глухо трется о мои брюки.
Ко мне подходит Эмили. Ее раненая нога полностью зажила, мрачные пророчества начисто улетучились из головы. Она больше не вспоминает о них. Я-то знаю. Это я помогла ей забыть.
Она поднимает локоть и кладет его мне на плечо. Вздергивает подбородок. Эмили и Рири – мои заместители. Мои грозные лейтенанты.
– У нас пять недель до прихода нового тренера. Но я не хочу проводить это время без дела. А вы?
Они жуют жвачку, вертят хвостиками, раскачиваются, сидя по-турецки. Их дряблые ножки так и ждут, чтобы их подкачали. Им не терпится вырваться из болота посредственности. Они ждут, когда их спасут.
