Избавляемся от предрассудков и предубеждений
Овладение эмоциональной грамотностью и осознание собственных эмоций – два эффективных способа развивать эмпатию.
Но, даже обладая эмоциональным интеллектом и самосознанием, мы не всегда проявляем настоящую эмпатию, если держимся за свои предрассудки и предубеждения. Предвзятое мнение о человеке – самое серьезное препятствие на пути к искренней эмпатии. Предрассудки и предубеждения – два «белых пятна»; чтобы развивать эмпатию, нужно признать свою ответственность за них и стремиться к открытому, незашоренному мышлению.
Когда люди слышат слова «предрассудки и предубеждения», они сразу думают о расизме, или сексизме, или предвзятом отношении к инвалидам либо адептам другой религии, которую они плохо понимают. Могут ли такие проблемы, как расизм и сексизм, помешать искренней эмпатии? Конечно. Но вопрос предрассудков и эмпатии имеет гораздо более глубокие корни.
Отвлечемся на минутку и взглянем на одно любопытное слово: «род» (kin). Его можно встретить в таких словах, как «сродни» (то есть «похожий» или «аналогичный по характеру»), «родство», «родственный». Слово имеет индоевропейские корни и происходит от древнегерманского слова «рождать». А оно, в свою очередь, происходит от древнескандинавского kundr (ребенок). То есть ваши родственники – это члены вашей семьи. Схожее древнесаксонское слово kunni означает «род, раса, племя», голландское kunne означает «пол, гендер», а древнеанглийское cynn – «семья, раса, род, вид, ранг, сущность». То есть можно сказать, что это слово означает не только кровные узы, но и племя, сообщество, включая тех, кто похож на нас.
Однако историю этого интересного слова мы также видим в двух значениях слова kind: с одной стороны, оно означает сопереживание и доброту, а с другой – род, класс или семью («он жил со своими»). Предполагается, что если кто-то близок вам, то вы добры к нему.
Даже не вдаваясь глубоко в этимологию, можно сделать вывод, что в истории человеческого рода прослеживается мощная и древняя связь между сходством и сопереживанием. Это факт, что мы проявляем больше эмпатии к своим и меньше эмпатии к чужим и непонятным нам людям. Опять же мы видим, что наша эмоциональная данность имеет глубокое, древнее физиологическое обоснование – в конце концов, разве материнская любовь не считается прототипом всех иных форм человеческой доброты? Разве мы не говорим о братской любви как о высших и сильнейших узах между людьми?
Итак, возвращаемся к предрассудкам и предубеждениям: каждый раз, когда мы выносим предвзятое, преждевременное суждение, мы решаем, что этот человек не похож на нас. Он не из нашей семьи или племени. И когда мы это делаем, мы намеренно исключаем потенциальное чувство близости и родства с ним. Конечно, люди действительно принадлежат к множеству разных групп, совершенно непохожих друг на друга, и если мы решим, что этот человек чужд нам, то будет сложнее почувствовать с ним родство, – другими словами, нам будет сложнее проявить к нему эмпатию.