Когда Гордон решил жениться, он попросил Каро вернуть ключи от дома, полагая, что они с Эйлин могут претендовать на некоторое личное пространство. Каро не возражала и вернула ключи. Но сначала сделала дубликат. Около десяти мы подъехали к дому. Каро открыла замки – сначала один, потом второй. Дверь распахнулась, в доме заверещала сигнализация. Каро подбежала к щитку в коридоре и ввела код. Мы вошли.
Мы направились прямо в кабинет Гордона. Комната пахла так же, как и ее обитатель, – какой-то химией с примесью желчи. Создавалось впечатление, что в лаборатории кого-то вырвало. Полки ломились от книг всевозможной направленности: навигация, археология, геология, скалолазание, школа выживания. Гордон относился к породе домашних искателей приключений. Как-то, правда, решил в одиночку совершить поход в Девон, но вернулся домой три часа спустя под весьма неубедительным предлогом: он, видите ли, забыл суповые консервы.
Мы искали завещание. Я открыл ящик стола и обнаружил аккуратную черную тетрадь с наклейкой на обложке; «Идеи рассказов».
– Гляди-ка, – сказал я Каро. – Твой папаша – подающий надежды автор.
– Господи… – вздохнула девушка. – Теперь он себя писателем возомнил.
Тетрадь была заполнена каракулями – очевидно, сюжетами рассказов. Я прочитал первое предложение и попытался засунуть тетрадь обратно в ящик прежде, чем Каро это заметила. Я опоздал. Она выхватила тетрадь у меня из рук и принялась листать. По мере прочтения усмешка на ее лице сменилась злобной гримасой.
– Вот гад!
Все рассказы были об одном.
Мужчина, его дочь, уединенный домик. Инцест?
Мужчина, его дочь, прогулка. Инцест?
Мужчина, его дочь, необитаемый остров. Инцест?
Мужчина, его дочь, телефонная будка. Инцест?
– Он мечтал меня изнасиловать. Мой отец! Я росла в этом доме, а чертов ублюдок мечтал засунуть в меня свой отросток.
– Нельзя судить наверняка…
– Еще как можно, мать твою.
Она вытряхнула ящик и отрыла рассказ в потертой папке. Рассказ назывался «Первая и последняя любовь». Каро твердо решила прочесть его вслух. Трогательная история о калеке с деревянной ногой. В один прекрасный день он ковылял мимо ванной, где его дочь принимала душ, и случайно увидел ее сиськи. Калека смутился, но дочь заманила его в свою спальню и предложила совершить инцест. «Почему бы и нет!» – воскликнул калека. Семь актов спустя старик приходит в себя в психушке. Все оказалось чудесным сном.
– Гадость, – отрезала Каро.
Когда мы уже собирались уходить, я по какому-то наитию посмотрел на календарь. На пятнице, тринадцатое февраля, было написано: «ГРЭМ и МЕРСЕР, 14:00».
Каро посмотрела «Грэм и Мерсер» в телефонной книге. Это оказалась адвокатская контора на Ричмонд-Грин.
– Значит, в пятницу… Они изменят завещание в пятницу. – Каро серьезно смотрела на меня. – Отец терпеть не может тратить деньги на профессионалов. К адвокатам он без причины не пойдет. У нас четыре дня. Четыре дня на то, чтобы убить его.
Мы пошли в ботанический сад, уселись под соснами и принялись курить травку, раздумывая, как побыстрее привести жизнь Гордона к логическому заключению, умудрившись при этом не навлечь беду на собственные головы. Каро предложила напугать его.
– У отца застойная сердечная недостаточность, – говорила она. – Внезапный шок его прикончит.
– Если его не прикончила нагота Эйлин…
– Ты должен что-нибудь придумать!
– Я? С какой стати? Это ты жаждешь его смерти.
– Ты мог бы спрятаться за его машину и выпрыгнуть, оттуда. Или запустить петарду под его окном.
Господи, как ей приспичило!
– Каро, он же твой отец. Не бери грех на душу.
– Моя душа тут ни при чем, – ответила Каро. – Бывают люди отвратительные и совершенно бесполезные. Убив его, ты только окажешь всем услугу.
– Я осуждаю смертную казнь.
– Я тоже, – согласилась Каро. – Смертная казнь обычно достается тем, кто не может нанять адвоката. Мы же просто избавляемся от типов вроде моего отца. Такие люди отравляют жизнь окружающих и ни на что не годны.
– Ну, кое-что он в жизни совершил. Дал сперму, оплодотворивщую яйцеклетку, из которой появилась ты.
Каро пихнула меня в бок.