– Полицию вызвала?
– Ее конфисковали, кретин!
– Конфисковали?
– Да. А я всего-навсего платежи задержала… Так нечестно! Придется встретиться с отцом.
– Машину конфисковал твой отец?
– Ха-Ха. Смешно. Нет, но у него есть деньги. Мне на новую машину хватит.
– Хочешь обокрасть собственного отца?
– Сначала я у него очень вежливо попрошу. Вот когда откажет…
Стояла ночь, морозная и ясная. Над головой сияли звезды, под ногами искрилась льдистая корка. Я шел рядом с Каро, в воздухе змеилось горячее дыхание – все напоминало время, когда мне было тринадцать. Мы с друзьями шатались по улицам, потому что нам было нечего делать и некуда идти. В те дни пройтись рядом с такой девчонкой, как Каро, казалось высшим достижением.
– Чем тебе отец не угодил? – спросил я. – Я в курсе, что он псих, ну а кроме того?
– Любишь списки? Пожалуйста, вот тебе список. Я терпеть не могу… Его сумасшедшие глаза. Как он хмурится, когда что-то идет не так. Его противный дискант. Его запах. Как он пытается целовать меня. Серые руки. Крошечные ножки. Грязные волосы. Омерзительный член.
– Что?
– Как-то он надел пижаму и пришел ко мне. Наклонился, и его член вывалился из штанов. Больше всего похоже было на вареную сосиску.
– Спасибо, что рассказала. Что еще?
– Беспорядок. Он никогда не отличался аккуратностью, но по крайней мере захламлял только свою комнату. Теперь бардак по всему дому. Ненавижу. Щетина в раковине после того, как побреется. А ест он, как обезьяна. Запихивает в рот огромные куски, как будто сейчас придет обезьяна побольше и все у него отберет. – Каро передернуло. – Мерзость какая.
– Закончила? – поинтересовался я.
– Даже не начинала. Эгоистичный грубиян. Хвастливый трус. Спит при свете, как дитя малое. А его политические взгляды?! Утверждает, что придерживается левых позиций, а сам считает, что женщин третьего мира надо принудительно стерилизовать для ограничения рождаемости.
– Может, у него взгляды левые, но как у Ленина? – предположил я.
– А еще его пафос… То себя историком величает, то моряком. В последний раз он, кажется, претендовал на звание поэта. Только вот ни строчки этот старый козел пока что не написал. – Каро со злостью пнула припаркованную рядом машину. – А как он водит?! Боже милостивый! Носится, как гонщик, хотя ни черта не умеет. Когда я в детстве с ним ездила, меня трясло от страха. Каждый раз, когда папаша садился за руль, он подвергал мою жизнь опасности. Его постоянно останавливали за обгон по встречке. Думает, суть вождения в том, чтобы оторваться от машины сзади и обогнать ту, что спереди.
– Да, плохо дело, – признал я. – Но он твой отец. Должно же в нем быть хоть что-то хорошее.
– Мне нравится, в каком состоянии его сердце.
– Каро…
– Нуда. Закупорка сердечных сосудов. Врачи сказали, он протянет года два, но это было четыре года назад. Я молюсь и молюсь, а хуже ему не становится. Теперь вот его подружка следит, чтобы он лекарства принимал.
– У меня вопрос. Если он такой придурок, почему ты просишь у него деньги?
– С паршивой овцы хоть шерсти клок.
* * *
Когда Каро стала жить отдельно, ее родители переехали в дом побольше возле Ричмонд-парка. По словам Каро, он им обошелся в шесть миллионов. И правда, просто дворец. У ворот каменные львы, а сам дом как-то непроизносимо называется… вроде «Морской приют». В садике стояла яхта. Гордон мнил себя великим моряком, хотя и с лодкой-то с трудом управлялся. Теперь, старый и больной, он и не рыпался выйти в плаванье. Все же продажа яхты явилась бы признанием собственного провала, поэтому гниющую яхту никто не трогал.
Мы поднялись на крыльцо, и Каро позвонила в дверь. Послышались шаги, дверь распахнулась, и на пороге возникла немолодая женщина с довольно грубым лицом. Крашеная блондинка, на вид – потасканная барменша, только заносчивая. Каблуки высокие, как на актере из шоу трансвеститов.
– А, Каролина, – мрачно молвила она. – Хоть бы позвонила…
– Решила сделать вам сюрприз, – с убийственной улыбкой ответила Каро. – Кстати, это Марк.
– У тебя столько парней, что всех не упомнишь.
Не то чтобы я сноб, но все же для служанки она вела себя довольно странно.
