Полицейские подбежали к шефу. Славко повернулся и загремел:
— Марич, кто вам приказал стрелять?!
— Вы что, с ума сошли? — прокричал Марич в ответ. — Я не стрелял!
— Вы — убийца, хладнокровный убийца! Сам я не видел, как вы стреляли, иначе бы я помешал вам, но у меня есть свидетели.
— Они убийцы, эти ваши свидетели, ваши подручные и головорезы!
— Значит, вы сознаетесь — или как?
— Нет, я не стрелял!
— Ну хорошо, успокойтесь, может быть, действительно стреляли не вы. Позаботьтесь-ка лучше о бедном парне, возможно, он еще жив. Я не хочу, чтобы он зря мучился.
С ним остался только Эдер.
— Эдер, если ты еще раз допустишь такое, я тебя так отделаю, что тебе полгода придется прятать от всех свою смазливую физиономию!
— Виноват, шеф, я и сам не понимаю, как получилось, что я не попал с первого раза. Ей-богу, не понимаю, как это получилось.
— Хорошо, на этот раз я тебя прощаю. Но теперь трудно будет доказать, что беднягу убили при попытке к бегству.
— Да, но когда он развернулся и пошел в вашу сторону, мне оставалось целиться только в сердце, разве нет?
— Ладно, забудем об этом. И запомни: стрелял Марич. Пусть об этом узнает весь город. А теперь — за работу.
Славко встал и начал давать указания. Эдера он заставил повторять за ним каждое слово.
5
Машина с полицейскими и мертвым телом уехала, Славко и Марич пошли пешком. Потом машина вернется и подберет их по дороге.
Когда они проходили по деревне, навстречу им выбежал хозяин кабачка. Видимо, он давно ждал их.
— Господин комиссар, вы не уплатили по счету!
— А ты все записал, как полагается, вино-еда отдельно?
— Да; вот, пожалуйста.
Славко сунул счет в карман.
— А деньги, господин комиссар?
— На трезвую голову я денег никому не даю. Приезжай завтра в город. Я все равно собирался тебя вызвать — так, пустяки, недозволенная торговля, то да се. Поживешь у меня на полном обеспечении месяца два-три. Тюрьма у меня хорошая. Вот мы и будем в расчете.
Хозяин наконец понял. Он остался стоять, словно окаменев. Славко и Марич пошли дальше.
Ветер переменился. Бора[7] завивала на волнах белые барашки. Начиналось утро, вот уже показалось голубое небо, расцвеченное красноватыми полосами, похожими на развевающиеся ленты.
Раздался мужской голос, сначала хрипловато, прерывисто, он вскоре зазвучал чисто и красиво:
Зоруле,
не буди, зоруле,
моего милого, любимого,
что так поздно принес мне ночь.
Зоруле,
не гори, зоруле,
не сравниться тебе
с цветом его алых губ.
Славко пропел все строфы, такие, которых Марич и не знал. А слова припева «зоруле, зоруле» он выводил с такой тоской и нежностью, что Марич всерьез боялся растрогаться.
Шагая вслед за Славко, он думал — медленно, в ритме мелодии: «Десять лет жизни отдал бы за то, чтобы этот человек не дожил до конца наступающего дня».
А день и правда уже наступил — солнечный, светлый.
1
Рано утром стало известно, что Андрея разыскивала полиция и что ему удалось бежать. Потом пришел родственник Андрея, юнга с рыбацкого бота, и сообщил, что того рыбака арестовали. Его пытали, но он молчал.
— Он партийный? — спросил Йозмар.
— Нет, даже не из симпатизирующих. Если он продержится до вечера, все будет в порядке.
Около полудня появился Зима, его не ждали. Он принес плохую новость: забрали Войко, он будет молчать, конечно, но у него с собой были кое-какие бумаги. Остальным удалось скрыться. Зима уже знал, что ему делать: через два часа в порту останавливается роскошный пароход, идущий в Афины. Он поднимется на борт как турист, у него хорошие чешские документы, сойдет на берег в Катарро и через Черногорье отправится в глубь страны. Он был спокоен и уверен в себе. Все было предусмотрено. История с Войко, конечно, тяжелый удар, но главное — удалось уйти Андрею; если он не наделает глупостей, то им его не найти. Через три дня он будет уже в Вене — Карел позаботится об этом. Дойно лучше не показываться на улице, а Йозмару нужно два-три дня подождать — за ним зайдут и отправят в поездку по стране.
— Как думаешь, откуда полиция узнала о собрании? — спросил Йозмар.
— Во всяком случае, они узнали о нем слишком поздно; это сейчас самое главное.
