Цареград был постоянным потребителем рыбы, которую ловили в северном черноморье, и здесь, в Херсонесе солили. А соль — в ту пору вещь дорогая. А соленая рыба, хоть и хранится долго, но может-таки протухнуть. Особенно, если по скупости соли на нее пожалели. В общем, настал момент, когда убытки от протухающей рыбы превысили убытки, которые понесли бы купцы, заплатив князю отступные за город.
Как сказал отец Александра Македонского, царь Филипп — «Осел, груженый золотом возьмет больше крепостей, чем любая армия.» Все уперлось в деньги, и они в очередной раз все решили.
Ближе к осени понял Владимир, что Византийской армии он не дождется, ну не с кем ему воевать — хоть взаправду иди в сам Цареград, а тут как раз рыба у Херсонесских барыг гнить начала. И байка об Анастасе очень к месту пришлась. Думаю, никто даже не стал перекапывать водопровод этот — кому напрягаться охота. Так только, вскользь, но чтоб по городу слух пополз, княжьи люди намекнули городским — мол, предали вас — Щас ка-ак перекроем вам воду и все… Пригрозили, но копать не стали — Перекроешь — а вдруг они обойдутся… А так — посеяли панику — и готово. У властей есть официальная (дабы оправдаться потом перед проверкой из Цареграда) версия мол, город от безводной смерти спасали. И никакой тухлой рыбы.
Ну потом все просто замечательно было. — Послали в Царьград сказать а ну, выдавайте за нашего князя свою императрицу, а то щас и столицу вашу так же возьмем… А там испугали-ись…
В Царьграде в ту пору шла большая игра — политическая. То есть никто ничего не делал, но все воровали и морочили голову простому народу. Оппозиция говорит народу — Смотрите — подорожала соленая рыба. Это потому, что злобные варвары осадили Херсонес, а правительство и в ус не дует! Правительство говорит — Смотри народ. Вот до чего довели страну происки оппозиции. — Эти изменники натравили на Херсонес ужасных Руссов, и ты народ, теперь голодаешь… А третья сила (ведь наверняка была тогда в Византии и третья сила — куда ж без нее) тоже говорит народу — Смотри, до чего довели тебя эти подонки! Страна погибает! Вот-вот падет Херсонес, а они вцепились друг другу в глотки и плевать им на все, что вокруг… И каждый из них по своему прав. Только народ чувствует себя, как всегда, полным идиотом… Ну это все так — лирика. Очередная предвыборная компания навеяла.
В Цареграде тогда только-только уселись на трон два малолетних императора Василий и Константин. То есть, конечно же, их на трон усадили. И надо было их как-то там закрепить — уж больно шатко сидели. Больно сомнительны были их права на трон в столице полумира Царьграде. Тут русский князь очень кстати. Кстати, князь тот был в ту пору уже ого-го как знаменит. Вальдемар — единственное славянское имя, которым нарекали порой своих отпрысков венценосные особы западных стран. Вот и вышло — рука руку моет — Выдать сестру малолетних царей за самого Владимира повелителя грозных Руссов, который, к тому же, окрестится желает — это же огромное подспорье для новой хрупкой власти и шаткого ее авторитета. А Владимиру что — ему по сараю. Кто на Руси понимает в шаткости и легитимизме византийских базилевсов? Скажут везде, и запишут в Анналы — в жены взял императрицу. То есть признан императором как ровня. Такая вот арифметика.
А окрестившись и оженившись в Херсонесе уже крещеный Владимир не забыл«…взял и сосуды церковные, и иконы на благословение себе» — промыл то есть на иконы и драгоценности Херсонесские церкви. Да — еще какие-то медные статуи в городе увидал, и, махнув рачительной рукой велел захватить — взяли и их в Киев — а пусть будут — стоят, кушать не просят. И на насыпанной осажденными горе велел церковь поставить. «Корсунь же отдал грекам как вено за царицу.» А еще он мог отдать как вено за царицу те корабли, на которых царица со свитой к нему приплыла. Короче, показал себя пресветлый князь хозяйственником рачительным и мудрым.
Всю дружину, ходившую с ним в поход, князь, видно окрестил еще в Херсонесе — Очень к месту пришлись тут сказанные им после прочтения Анастасовых каракуль на стреле слова — Если сбудется это — Крещусь. Ну не мог он после эдаких слов не крестится. Как же — князь, и слово не сдержит. Ну, а куда князь — туда и дружина.
