На мостках можно было свесить ноги в воду и долго сидеть, смотреть на плывущие травы и ничего не делать.
Я любил мечтать на мостках. Лягу на горячие доски и мечтаю. У меня было два близких друга, Юрка и Вовка: Но Юрка был врун и не любил строить дворцы из глины, а Вовка плохо играл в футбол, да к тому же не умел ставить силки и накрывать сеткой птиц. «А ведь есть где-то настоящие мальчишки, — думал я. — Такие, как Гекльберри Финн, и живут они интересной жизнью. Эх, был бы у меня такой друг, как Гек Финн! Можно было бы построить с ним лодку и отправиться путешествовать… Еще было бы неплохо иметь семизарядное ружье или перочинный ножик с десятью предметами»…
Однажды я закрыл глаза и представил, как путешествую с Геком Финном по таежной реке в Сибири. Потом Сибирь сменилась степью. И мы стали пробираться в зарослях ковыля. А потом вдруг я вспомнил прошлую осень и как мы с Юркой бродили по лесопосадкам за поселком. Мы шли по пружинящей, точно матрац, ржавой хвое.
— Летом лучше всего! — говорил я. — Солнышко, цветы.
— Зимой лучше, — говорил Юрка. — Хоккей, лыжи. Можно бабу слепить.
— Зимой купаться нельзя, — возражал я. — И загорать тоже.
— А летом жара сплошная, — усмехался Юрка. — Ни мороза. Ни снега. Скука.
Вот так мы и спорили. Юрка был хороший лыжник, а я отличный пловец, поэтому он больше всего любил зиму, а я лето.
Так мы и спорили с ним всю осень. А зимой Юрка научил меня бегать на лыжах, и я тоже полюбил зиму. И я дал себе слово научить Юрку плавать, чтобы он полюбил лето.
Я вспомнил, как однажды, когда болел, Юрка подарил мне бинокль и я целыми днями разглядывал все из окна. Юрка, правда, был врун и не любил строить дворцы из глины, но зато был добрым и хорошим товарищем.
Потом я вспомнил случай про янтарь. Как в один прекрасный день бабушка подарила мне небольшой янтарь — обломок от броши. Целую неделю я не мог нарадоваться на этот кусок застывшей, прозрачной смолы: то и дело подносил его к глазам и рассматривал переливающиеся кристаллики. Всю неделю я чувствовал себя самым богатым на свете, но потом встретил Вовку с какой-то картонной трубкой в руках.
— Во, смотри, что я сделал. Калейдоскоп! — крикнул он и протянул мне трубку с вставленными с обеих сторон стеклами.
— Смотри вот сюда, — он показал на стекло, наполовину заклеенное бумагой.
Посмотрел я в Вовкину трубу и онемел от восторга — такими красивыми были картинки в его калейдоскопе. Стоило немного повернуть трубку, как они менялись: затейливые ковры с ярким орнаментом чередовались с дворцами из маленьких разноцветных кубиков. Несколько раз у меня получались необыкновенно красивые дворцы, и я осторожно передавал калейдоскоп Вовке, чтобы и он на них взглянул. И каждый раз Вовка чуть качал свою трубку и все рассыпалось, но на месте прежнего дворца тут же возникал новый — еще более красивый!
Долго я смотрел в Вовкин калейдоскоп и все никак не мог насмотреться. В него можно было смотреть без конца. Только вдруг Вовка сказал:
— Пойдем на речку, наберем стекол и сделаем тебе такой же.
Прибежали мы на речку, стали ходить по берегу, искать отшлифованные водой стеклышки и осколки ракушек. Набрали целую горсть, пришли к Вовке и стали делать калейдоскоп: свернули из картона трубку, приклеили внутри куски зеркал, насыпали стекол с осколками ракушек и закрепили с обеих сторон пергаментом. Калейдоскоп получился что надо!
После этого мы с Вовкой целыми днями изготавливали калейдоскопы: большие и маленькие, с двумя зеркалами и с четырьмя. Мы бродили вдоль реки и собирали толченый ракушечник, цветные камушки и стекла.
Вовка, конечно, плохо играл в футбол и не умел ставить силки и накрывать сеткой птиц, но он был такой выдумщик! И еще он так хорошо рисовал, как я не смог бы нарисовать никогда.
Пока все это я вспоминал, солнце опустилось к горизонту и светило прямо в глаза. На мостках рядом со мной сидел воробей, косился на меня и пятился. Из поселка доносились голоса мальчишек и тугие удары мяча. Я спрыгнул с мостков и во весь дух помчал по мелководью к поселку.
