За несколько минут она оседлала лошадь. Быстрым галопом пронеслась по пастбищу, отдаляясь от красивого дома, таившего такое вероломство. Хотя первые лучи солнца согрели кожу, руки ее покрылись мурашками при мысли о том, что кто-то входил в спальню ночью.
Возможно, Айриш и Вэн были правы. Надо быть действительно безумной, чтобы продолжать этот маскарад. Она может поплатиться жизнью за мерзкие махинации другой женщины. Какой журналистский материал стоит этого? Ей нужно скрыться, пока ее не разоблачили.
Она может исчезнуть, поехать куда-нибудь, переменить имя. Она умна и энергична. Многим интересуется. Журналистика – не единственный способ приложения своей силы.
Но все это были варианты, продиктованные паникой и страхом. Эйвери знала, что не поступит так. Она не вынесет еще одного профессионального провала, тем более такого мощного. А что, если вследствие этого Тейт погибнет? Он и Мэнди сейчас значили для нее больше, чем любой успех. Она должна остаться. Выборы через несколько недель. Конец уже виден.
Из слов на зеркале она поняла, что непредсказуемость Кэрол разозлила врага Тейта. Он занервничал. Нервничающие люди допускают ошибки. Ей нужно быть более внимательной, чтобы не пропустить его саморазоблачения и чтобы нечаянно не выдать себя.
В конюшне никого не было, когда она вернула лошадь в загон. Она расседлала ее, дала ведро корма и насухо вытерла.
– Я искал тебя.
Эйвери в страхе уронила скребницу и круто повернулась.
– Тейт! – Она приложила руку к бешено колотящемуся сердцу. – Я не слыхала, как ты подошел. Ты меня напугал.
Он стоял у входа в конюшню. Около его ног, вывалив язык, послушно сидел Шеп.
– Мэнди требует на завтрак твои французские тосты. Я сказал ей, что пойду тебя поищу.
– Я ездила кататься, – сказала она, хотя это и так было ясно.
– А куда же подевались те затейливые брючки?
– Что-что?
– Ну те… – Он похлопал себя по бедру.
– Галифе? – Ее джинсы и ботинки и впрямь нельзя было назвать затейливыми, а простую хлопчатобумажную рубашку она оставила незаправленной. – Я в них теперь чувствую себя как-то нелепо.
– А! – Он шагнул прочь.
– Тейт! – Он обернулся, и она нервно провела языком по губам. – Я знаю, что все просто в ярости из-за меня, но мне важно только твое отношение. Ты ненавидишь меня?
Шеп улегся на прохладный цементный пол конюшни, положил голову на передние лапы и возвел на нее скорбный взор.
– Я лучше вернусь к Мэнди, – проговорил Тейт. – Ты идешь?
– Да, сию минуту.
Но ни он, ни она не двигались с места, продолжая стоять и смотреть друг на друга. Тишина в конюшне время от времени нарушалась лишь стуком подкованного копыта или фырканьем лошади. В полосах солнечного света, падавшего из окон, плясали пылинки. Неподвижный воздух был напоен приятным запахом сена, лошадей и кожи. И пронизан вожделением.
Эйвери вдруг стало тесно в одежде. Волосы казались слишком тяжелыми, кожа будто стала мала для тела. Ее неудержимо потянуло подойти к Тейту, обнять его, прижаться щекой к его груди и ощутить биение его сердца, как тогда, когда он проникал в нее. Ей так хотелось, чтобы он вновь устремился к ней со всей жаждой страсти, пусть даже ему было от нее нужно только кратковременное наслаждение.
В ней кипели желание и отчаяние одновременно, это сочетание было поистине непереносимо. Она отвела глаза и небрежно потрепала бархатную морду мерина. Тот оторвался от своей порции овса и стал ласково тыкаться ей в плечо.
– Странно.
Она опять взглянула на Тейта:
– Что странно?
– Раньше, стоило тебе оказаться поблизости, у него искры сыпались из ноздрей. Ты хотела, чтобы его продали на бойню. А теперь вы с ним лижетесь. Что случилось?
Она посмотрела прямо в серые глаза Тейта и мягко произнесла:
– Он научился мне доверять.
Он понял, это было несомненно. Выдержав ее долгий взгляд, он слегка поддел собаку носком ботинка:
– Пошли, Шеп. – И уже на ходу бросил ей через плечо: – Мэнди ждет.
