– Мы все еще в миноре?
Эйвери подняла голову и увидела Нельсона, который неслышно вошел в гостиную.
– А разве заметно? – слабо улыбнулась она.
– Ясно как божий день. – Он опустился в одно из кресел.
– Допускаю, что в последнее время общаться со мной было не слишком весело.
– Скучаешь по Тейту?
Из-за скрытого осуждения семьи дни тянулись еще медленнее. Тейт всего неделю с небольшим как уехал, а казалось, минула вечность.
– Да, Нельсон, страшно скучаю. Думаю, вам трудно в это поверить. Зи, во всяком случае, не верит. Она и глядеть на меня не хочет.
Он посмотрел ей прямо в глаза с такой суровой проницательностью, что она поежилась. Потом сказал:
– Гнусное дело было с этим абортом.
– Я не собиралась никому о нем говорить.
– Кроме Тейта.
– Ну, он-то должен был знать.
– Да? Ребенок был от него?
Она колебалась лишь секунду:
– От него.
– И ты удивляешься, почему мы так с тобой неприветливы? Ты убила нашего внука. В моих глазах это непростительно, Кэрол. А как к Тейту относится Зи, ты и сама знаешь. Не станешь же ты ожидать, что после такого поступка она кинется тебе на шею?
– Не стану.
– При том, какой матерью она всегда была для мальчиков, ей и помыслить невозможно о том, что ты натворила. И, говоря по чести, мне тоже.
Эйвери взглянула на раскрытый семейный альбом, который держала на коленях. Когда вошел Нельсон, она рассматривала давние снимки, запечатлевшие совсем юную красавицу Зи и статного удальца Нельсона в голубой летной форме. Были здесь и детские фотографии Джека и Тейта, сделанные в разное время. Типичная американская семья.
– Зи наверняка тяжело пришлось, когда вы отправились в Корею.
– Само собой. Я ведь оставил ее одну с крошечным Джеком.
– А Тейт родился уже после войны, верно?
– Да, почти сразу.
– Он был совсем маленьким, когда вы переехали в Нью-Мексико. – Эйвери снова принялась листать альбом в надежде, что он добавит какие-нибудь подробности к голым фактам, которые она с таким трудом для себя установила.
– Куда меня послала армия, туда я и поехал, – пояснил Нельсон. – Сущая глухомань. Зи прямо возненавидела пыль и пустыню. А заодно и мою работу. В те времена летчиков-испытателей не очень-то берегли.
– Как не сберегли вашего друга Брайана Тейта?
Его черты разгладились, словно он мысленно вновь переживал свои лучшие дни. Потом грустно покачал головой.
– Я тогда как будто потерял кого-то из родных. Даже оставил испытательные полеты, как-то к ним остыл, а если ты остыл, то имеешь больше шансов разбиться. Может быть, так и случилось с Брайаном. В любом случае, умирать мне не хотелось, слишком многое я еще собирался в жизни делать. Меня перевели в Лекленд. По крайней мере, какой-никакой дом. Подходящее место, чтобы растить детей. Отец мой уже состарился, после его смерти я вышел в отставку и завел ранчо.
– Но вам по-прежнему хочется летать?
– Ну… да что там, конечно, – признался он с усмешкой, точно осуждая самого себя. – В мои-то годы, а я все помню, как было там, наверху. Ни с чем не сравнимое чувство. Как, кстати, и во время разговоров с другими летчиками за кружкой пива. Женщине не понять, что значит иметь таких друзей.
– Таких, как Брайан?
Он кивнул.
– Он был замечательным пилотом. Лучшим из нас. – Улыбка сбежала с лица Нельсона. – Но он стал безрассудным и поплатился за это жизнью. – Тут глаза полковника утратили задумчивость и вновь обратились на Эйвери: – Все мы расплачиваемся за свои ошибки, Кэрол. Иной раз вроде и сойдет с рук, а потом выходит, только до поры. Рано или поздно ошибки напомнят о себе.
Чувствуя неловкость, она отвела взгляд:
– То есть вам кажется, что именно это со мной и происходит из-за аборта?
– А разве нет?
– Очень может быть.
Он подался вперед, упершись локтями в колени:
– Ты уже расплачиваешься стыдом, который тебя мучает. Остается надеяться, что за твою ошибку не придется отвечать хотя бы Тейту, и он не проиграет выборы.
– Я тоже на это надеюсь.
Несколько мгновений он пристально ее изучал.
– Ты сама знаешь, Кэрол, с того дня, как ты вошла в нашу семью, я много раз вставал на твою защиту и неоднократно принимал твои слова на веру.
