— Мы знакомы?
— По школе, — говорю я, прикусывая свой зловредный язык, пока он не сказал: «Эй, привет, ты помнишь Джону Лиакоса?»
Просто чтобы посмотреть, как она подпрыгнет.
А может, она и не вспомнит.
— И? — спрашивает она.
— И я хочу взять машину напрокат, — отвечаю я.
— Дай же ей машину, Джеф. На улице так холодно. — И она проскальзывает в дверь и входит в контору.
Джеф улыбается и пожимает плечами.
— Давай заходи, — говорит он мне. — Я не хотел тебе грубить, просто ты застала меня врасплох.
Я улыбаюсь и стараюсь не смотреть на его уши, потому что мне любопытно, не стал ли он, наконец, их чистить.
— Я попала в такое… — я начинаю произносить «сложное положение», но в этом случае могут последовать вопросы, на которые мне будет не очень удобно отвечать в присутствии Морган, раскладывающей на столе пончики и кофе. Вместо этого я говорю: — Я так спешу. — Оглядываюсь на Морган. Мы с ней встречаемся глазами и улыбаемся друг другу. Старая знакомая, остановившаяся в городе на одну ночь. — Надеюсь, я не мешаю вашему завтраку?
Морган протестующе взмахивает рукой и улыбается мне:
— Нисколько.
И это я слышу от женщины, говорившей мне «Куда прешь, сучка», если я оказывалась ближе, чем в трех футах от ее кожаной куртки. Если бы я могла представить себе, что такое возможно, то сказала бы, что Морган укрепила Джефу спинной хребет, а Джеф смягчил сердце Морган. Но мне все равно требуется усилие, чтобы мысленно соединить их. Как же, интересно, они познакомились? То есть был ли у них роман? Ходили ли они на свидания? Она что, напивалась, чтобы в алкогольном тумане не чувствовать его запаха и не видеть серу в ушах? Или Джеф все же сначала мылся?
— Вот здесь, — говорит Джеф, пододвигая ко мне через прилавок листок бумаги. Пальцем с превосходным маникюром он постукивает по строчке, где мне надо поставить подпись. — Старому другу лучшее что есть.
Я с удивлением поднимаю на него глаза. Он улыбается мне.
— Спасибо, — отвечаю я.
— Нет, это тебе спасибо. — И это благодарность за то, что я тогда пошла с ним танцевать и не дала ему напиться пуншем, и за мокрый поцелуй на крыльце.
— Не стоит благодарности, — говорю я.
— Не хотите пончик? — спрашивает Морган.
Но Морган в роли хранительницы домашнего очага — это для меня слишком, поэтому я улыбаюсь и отрицательно качаю головой:
— Нет, спасибо. Мне надо ехать.
Кинув сумку на место рядом с водителем, я почти удивлена, что счастливые супруги не смотрят на меня через стекло двери и не машут вслед.
Я начинаю разворачиваться, чтобы выехать на дорогу, которая выведет меня на Чикагское скоростное шоссе, но я помню, что еще мне нужно сделать.
— Прости, что я такая заноза в твоей заднице, — сказала я Джонзу. Я сидела на диване, согревшись после горячего душа, завернутая в одну из его старых фланелевых рубашек и старый вязаный плед, который он купил в магазине подержанных вещей.
Он вынул из микроволновки и протянул мне кружку с куриной лапшой быстрого приготовления.
— Зато с тобой у меня не хватает времени на лень, — сказал он.
Сквозь пар от лапши я бросила на него косой взгляд.
— Заноза в заднице? — переспросил он и описал рукой круг, как бы говоря: «Неужели и это надо объяснять?» — Это что, когда больно сидеть?
— Ладно, ты все понимаешь, — ухмыльнулась я поверх кружки. Она была как две капли воды похожа на ту, что была у меня (и есть до сих пор). Джонз сделал эту пару на уроке керамики в колледже. Кружки были тонкостенные, изысканной формы, а по их поверхности шли складки в форме ветвей дерева. Так получилось, что на Рождество после этого занятия по керамике мы оба были полными банкротами, и он подарил мне одну из этих кружек. А я подарила ему подборку своих стихов. И я до сих пор считаю, что оказалась в выигрыше.
Джонз стянул свою теплую трикотажную рубашку. Даже сейчас я вешу больше, чем кажется, а он нес меня очень долго. Размякшая в тепле и в пару куриной лапши, я только через минуту поняла, чего не хватает.
— А где ключ? — спросила я.
Ключ. Мы нашли его между корнями дуба, прорывая дороги в земле. Это был один из старых ключей-трубок с бородками, только очень маленький, как ключик от шкатулки с драгоценностями. Джонз носил его на шее так долго, что ключ стал неотделим от него.