– В этом нет никакой необходимости, уверяю вас, – ответил я.
На вершине гребня показался Стрэттон. Он помедлил, потом оттолкнулся посильнее и покатил в нашу сторону, но не удержался на ногах и зарылся в мягкий глубокий снег. Я помог ему подняться. Он выглядел усталым. Лицо было мокрым от пота.
– С вами все в порядке?
– Немного не хватает практики, вот и все, – слегка улыбнулся он. – Ничего, привыкну.
– Следующий участок лучше преодолевать всем вместе, – сообщил я. – Могут быть неожиданности. Поможете мне управиться с санками.
Добрый час мы занимались тем, что перетаскивали сани через трещины шириной три-четыре фута и глубиной, которую вы только можете себе представить. Большинство из них были хорошо различимы, но некоторые оказывались скрыты под тонким слоем снега, что создавало иллюзию безопасности, так что только опыт и чутье Симонсена спасали нас от неприятностей.
Преодолев этот участок, мы устроили десятиминутный перекур и двинулись дальше. Теперь идти было легче. Впереди простиралась суровая широкая равнина, и я бодрым шагом двинулся вперед, приостанавливаясь каждые десять минут для уточнения направления.
Примерно в полдень я притормозил на краю очередного гребня, рассматривая дальнейший путь. То, что с воздуха выглядело как узкая ложбина, на самом деле оказалось довольно солидных размеров оврагом. Не дожидаясь остальных, я помчался вниз по склону, а потом затормозил «плугом», так что оказался точно на краю крутого спуска. Разглядывать там было нечего, и я покатил дальше, оставляя за собой извилистый след.
За Поворотом я увидел «Цаплю». Самолет глубоко врезался в снег одно крыло отлетело в сторону на добрых пару сотен ярдов. Сбоку виднелась могила – груда камней с водруженным над ней крестом сооруженным из двух деталей фюзеляжа.
Было тихо и как-то очень покойно. Я стоял, разглядывая место катастрофы, настолько поглощенный своими мыслями, что даже не расслышал, как подъехали остальные.
– Странно, как удачно он вписывается в ландшафт, – негромко прозвучал голос Фогеля.
Резко обернувшись, я обнаружил, что он стоит у меня за плечом. Симонсен помогал Саре Келсо выбраться из саней; Стрэттон еще был в сотне ярдов. Потом Симонсен подошел к нам и молча уставился на обломки. Лицо его было серьезным. Вздохнув, он произнес:
– Теперь предстоит менее приятное. Нам придется спускаться?
* * *
Примерно в пятидесяти ярдах от места крушения мы растянули небольшую палатку, поручив Саре Келсо заняться приготовлением чая на примусе – больше из соображений отвлечь ее чем-то, нежели по какой иной причине. Нас ожидали весьма малоприятные дела, и совершенно необязательно ей при этом присутствовать дольше, чем необходимо.
Копать нам не пришлось, но камни могильного холма смерзлись так крепко, что пришлось выворачивать их при помощи двух ледорубов, которые мы захватили с собой. Мы с Симонсеном взяли на себя эту обязанность, Стрэттон с Фогелем оттаскивали камни в сторону. Сначала я обнаружил ногу, точнее – то, что от нее осталось. На ней был ботинок, но сквозь драную штанину просвечивала чисто обглоданная кость. До этого момента мы еще перебрасывались какими-то словами, но теперь только звон ледорубов, бьющих по заледенелым камням, нарушал тишину.
Когда был отвален последний камень, нашим глазам предстало весьма патетическое зрелище. Во-первых, никакого эмоционального эффекта. Какой там готический ужас перед раскрытой могилой, закутанными в саван фигурами в гробах! В неглубокой яме лежали лишь останки того, что некогда было человеческими существами, кое-как прикрытые клочками ткани. Кое-где на костях виднелись куски замороженной плоти.
Некоторое время мы стояли молча. Потом Симонсен обратился к Фогелю:
– Похоже, фотографии, которые вы захватили с собой, не очень-то здесь пригодятся. Вы говорили, миссис Келсо снабдила вас еще какими-то материалами для идентификации?
Фогель расстегнул «молнию» своей парки, запустил руку внутрь и извлек конверт, который подал полицейскому.
– Тут описание зубов мистера Келсо.
Симонсен вытащил из конверта плотный белый листок и склонил-дал ямой. Сначала он исследовал тело, лежащее справа, потом перешел ко второму. Наконец, распрямившись, он сурово кивнул.
