– Она приводит их.
– Кого?
– Мужчин. Приводит их в наш дом.
Ага. Так, значит, дневные оргии – дело вовсе не редкое, значит, они происходят регулярно. А бедняга д'Энджело считает, что это случилось лишь один раз. Или притворяется, что так считает.
– Так было уже много мужчин, Хелен?
Она заплакала.
– Несколько.
– Сколько именно?
– Несколько.
Да уж, не слишком богатая информация.
– А вы помните их имена? Пожалуйста, Хелен, это очень важно. Вспомните. Как их зовут?
– Нет, – коротко ответила она.
Я изо всех сил старался не показать своего раздражения. Через пару секунд она произнесла:
– Джерри, Генри. И еще…
Я записал имена. Петли, которые совершала мысль этой женщины, уже становились понятными и привычными.
– А вы не вспомните их фамилии?
Снова замешательство и слезы.
Я постарался ей помочь.
– Эти мужчины работают с вами? С вами и Бетани у мистера Миллера?
Она кивнула.
– Хелен, вы помните, кто был с вами, когда Майк увидел вас всех троих в комнате? Ну, когда и вы, и Бетани были голыми?
Она принялась яростно трясти головой:
– Нет-нет! Не говорите, не говорите.
– Ни за что и никому не скажу.
Потом я добавил:
– Майк и Мэри любят вас. – И это было правдой. – Как звали того мужчину, который был с вами тогда, голый?
Она схватилась за мой халат. Вспомнив, что произошло днем раньше, я тут же попытался освободиться, но потом плюнул и решил – пусть тянет, если ей от этого легче.
– Только не говорите. Не говорите никому. Дуглас. Пожалуйста.
– Дуглас?
– Не говорите!
Ну, просто прекрасно. Вот и Казанова нашелся в пару к Екатерине Великой.
– Сколько раз вы были с Дугласом? – уточнил я. – Один раз?
Она угрюмо кивнула.
– А может, два раза?
Она снова кивнула.
– Пожалуйста, не говорите. Не говорите.
Девушка замолчала, потом начала что-то бормотать. Наверное, молитву.
– Не скажу, – соврал я и тут же, пытаясь смягчить ложь, добавил: – Обещаю, что вам не будет плохо.
Теперь уже я был готов на все, лишь бы не впутывать Хелен Джонс в неприятности. Если что-нибудь произойдет, я даже согласен поселить ее у себя. Храбрая девушка.
Хелен снова вцепилась в мой халат.
– Не говорите про Бетани. Пожалуйста, не говорите.
– Бетани? Хелен, я думал, вы…
– Я так ее люблю. Так люблю…
Я сидел рядом с Хелен еще минут десять, пока она плакала, и просто гладил ее по голове. Картина начала принимать определенные очертания. Бедная Хелен. Настолько влюблена в Бетани, что даже согласна служить буфером в мощных сексуальных порывах своей любовницы. Я представил себе их жизнь вдвоем в этой комнате. Сколько продолжались эти отношения? Недели? Месяцы? Годы? До тех пор, пока Бетани все не наскучило и она не начала приводить в комнату других?
Каково было Хелен наблюдать, насколько стремительно отдаляется от нее подруга? Причем не только наблюдать, а еще и держать все в себе, не имея возможности никому ничего рассказать?
Я направился в палату Бетани. Она проснулась, но толку от этого было не много. Температура начала спадать, и больная слегка бредила. Однако она смогла подтвердить те имена, которые дала Хелен, и даже добавить несколько других.
Я поинтересовался, любит ли она Хелен. Она ответила, что любит. Потом спросил, любит ли она Дугласа, Джерри и Генри. Ответ оказался аналогичным: любит.
Стоило Бетани открыть рот, как сразу обнажились кровавые очаги, напоминающие страшные раны от выстрелов.
Бедная Бетани. Бедная Хелен. Бедные Дуглас и Генри. Бедные мы.