Маршал еще раз прошелся по комнате. Почему-то звонок не шел из головы. Может, он зря с ними так? Надо было переговорить… Надо было…
Головная боль подобралась незаметно — и теперь она стала легкой, ползучей. И это было еще хуже.
Он грузно опустился в кресло. Надо бы позвать кого-нибудь… Сегодня он не сможет ни с кем встретиться, пускай готовят свой временный совет. Кажется, все идет по его плану. Что ж, это хорошо.
Боль давила и внушала, не давая передышки. И неожиданно генерал сообразил, что это за внушение.
Он должен сделать всего-то несколько простых вещей. Протянуть руку. Это ведь очень легко. А потом — еще легче — взять со стола оружие. Снять с предохранителя. Поднести к виску…
Он сжал голову руками, отбрасывая наваждение. Что же это такое, что?
Снова зазвонил телефон. Генерал попробовал протянуть руку к трубке — боль тут же сделалась совершенно невыносимой. Трубка будто бы раскалилась докрасна. Как заготовка на наковальне в деревенской кузнице…
Он невольно улыбнулся, вспомнив деревню, соседа-кузнеца, — его потом, вроде, расстреляли немцы. За то, что был Цыганом…
И вновь рука, словно бы зажив совершенно самостоятельно от его воли, потянулась к револьверу. Генерал с ужасом смотрел на происходящее, пытаясь закричать — теперь ему было уже все равно, кто из подчиненных и что об этом подумает. Но кричать он не мог — из горла рвался только свист.
А перед глазами возникло лицо великого вождя Леона Андруцэ. Оно было искажено злобой.
«Тебе недолго осталось жить, раб кесаря!..» Губы вождя кривятся в усмешке. А глаза… Нет у него глаз. Есть только шевелящаяся Тьма. Только Тьма — больше ничего…
Стук в дверь…
— Товарищ генерал! Товарищ генерал, откройте! Танки входят в город! Бои на окраине…
Что это? Что? Бои? Диктатор?!
Он попытался встать с кресла. Тело выгибалось, не желало слушаться.
И все-таки встал — самым последним осознанным движением.
Выстрел в кабинете был слышен даже на улице.
* * *
Эйно выругался. Он понимал — шанс помочь был слишком невелик. Значит, Киву не спасти. Жаль — солдатом он был хорошим.
Что ж, теперь придется действовать по обстоятельствам. Перво-наперво — послать сигнал всем своим. Иначе — потери неизбежны. Ред — тот наверняка сейчас с революционным народом. Да и остальные тоже. Они еще не знают, что сейчас начнется.
Не вышло договориться с военными — выйдет с гражданскими. Только бы успеть, успеть хоть как-то их организовать.
А на окраине, как раз в той стороне, где вчера оказался Эйно со своими спутниками, шел бой. Несколько армейских БТРов было уже подбито, и теперь солдаты укрылись в близлежащих домах. Но становилось понятно, что все уже подходит к концу — «шербими» зашли с тыла, а спецотряд народной полиции довершил разгром. Еще через пятнадцать минут вход в город для тех, кто устроил резню в Сильваре, был свободен.
Глава 16
«Все мужики — сволочи!»
Санкт-Петербург,
наши дни
Ника заснула, а вот Эвелине не спалось. Она встала, бесцельно прошлась по комнате, вышла на кухню и нервно закурила. То, что она увидела в мозгу девушки, наводило на странные мысли. Что это вообще могло быть? Как будто кто-то сделал бедную девочку энергетическим генератором. Для себя. Хотелось бы знать, кто именно так ее использовал. И странные видения, о которых она так долго рассказывала — что это? Глюк?
Сама Эвелина именно так и сказала: «Глюк». И повторила несколько раз — пускай лучше Ника именно так и считает, знать правду ей совсем не обязательно, как бы эта правда не довела ее до психдома. А что, мало там вот таких, несчастных? Да и притом, у Ники так себе наследственность. Папаша — из старых хиппи, да вдобавок, покуривал он кое-что, когда девочка родилась. Мало того — Эвелина подозревала, что он еще и кололся.
И ушел — вскорости после рождения ребенка. Ника о нем говорила, но сама отца никогда не видела. Иное дело — мать. Ей, пожалуй, сейчас совершенно все равно, где обретается дочка. Не приходит домой — и ладно! Тем лучше…
Ника как-то рассказала, как она однажды, несколько месяцев назад, явилась домой… Эвелина поморщилась, вспомнив бесхитростный рассказ девочки. Ника ей все выложила. От этих мерзостей — мороз по коже. Да, бывают ведь на свете такие женщины — на одну букву русского алфавита! Вот как бы дорогая Ларисочка такой же не стала! Слишком много места в ее жизни занимают эти козлы!
