Михайград,
ноябрь 1989 г.
Иногда нам приходится долго, невообразимо долго терпеть то, что мы ненавидим больше всего на свете.
Генерал Александру Киву ненавидел унижение. Ненавидел с очень давней поры. С того момента, когда эсэсовский унтер-офицер бил по лицу молоденького солдата из Констанцы — за то, что этот солдат, пускай и из союзнической армии, но все же явно низшей расы, — несвоевременно и неверно отсалютовал ему, истинному арийцу.
Этот миг старший рядовой Киву не забыл. Не забыл через три года, когда стал лейтенантом и вел свой отряд все к тому же Дворцу эдельвейсов, где засел тогдашний фашистский вождь. Что они кричали тогда? «За Родину, за короля Мигуэла!»
Именно так.
А еще — за то, чтобы ни одна сволочь не могла бить по лицу того, кто не сможет ответить.
Потом творилось много событий. Родина и король потребовали сражаться против бывших союзников. Александру не видел того эсэсовца, и после не сожалел об этом. «Истинный ариец» наверняка погиб, а если даже и нет, то был жестоко наказан. Молодой офицер знал, что творилось в Германии после победы, он побывал в нескольких городах, от которых не осталось вообще ничего — одни обугленные фундаменты. Англичане с американцами постарались на славу, Советы — тоже…
А потом Родина осталась, а вот королю пришлось собирать дорожный саквояж. Зато появились новые союзники — не «истинные арийцы, высшая раса», но «старшие братья».
Эти никого по лицу не били. Просто установили новую власть, которую считали справедливой и верной. Полковник Киву не имел ничего против — он сам происходил из очень небогатой семьи. Неприятности начались как раз после — когда молодой второй президент, его одногодок, решил: «старшие братья» — это, конечно, хорошо, видимость Дружбы поддерживать надо. Но — не более. У Констанцы есть свой собственный путь, и путь этот связан с ним — с Леоном Андруцэ.
Неприятности начались не сразу. По крайней мере, генерал не сразу их заметил.
И вновь пришлось унижаться, выслуживаться, сделать все для того момента, когда великий вождь аккуратно, двумя пальцами возьмет досье с его персональным делом. «Как вы сказали? Генерал Киву? Да, пожалуй, он подходит…»
И на стол лег приказ — назначить министром обороны Надо было выслуживаться. И ждать. Ждать вот этого самого момента. Генерал поднял телефонную трубку:
— Ты! Ты больше не министр, понятно?! — проорал такой знакомый голос.
— Кто говорит? — холодно осведомился генерал. — Представьтесь по всей форме!
— Не узнаешь, сука?
Казалось, в трубке раздалось змеиное шипение.
— Ты посмел не выполнить приказ!
— Я посмел исполнить закон! — прогремел генерал. — Мои солдаты не станут стрелять в безоружный народ! И не станут выполнять преступные приказы!
— Забыл, из чьих рук жрал?! — осведомился голос в трубке. — Забыл, гнида? Отвечай!
— Я не стану подчиняться безумным приказам! Советую отложить трубку и добровольно сдаться!
— Тебе недолго жить, Киву, раб кесаря! — прошипел голос. Раздались гудки — связь разъединили.
Значит, мы теперь кесари!
Генерал улыбнулся. Вот так — момент настал. И прошел. Что теперь? Он, откровенно говоря, не знал.
Киву прошелся по кабинету, выглянул в окно. Около министерства собралась небольшая толпа, солдат, стоявших в оцеплении, забрасывали цветами. Надо распорядиться, чтобы сняли флаг с гербом. Пожалуй, этим и займемся…
Отчего-то резко заломило затылок, но генерал не обратил на это никакого внимания. Не до того ему сейчас было.
Вновь зазвонил телефон:
— Товарищ генерал, вас… — голос телефониста был слегка растерянным, как будто он не знал, как представить звонившего.
— Кто? Опять этот… кесарь? Или его кесарица? Можешь послать их к чертям. Разрешаю. — Генерал ухмыльнулся в усы. — Сообщи, что приказ об их поимке уже издан.
— Товарищ генерал… — голос телефониста стал жалким и извиняющимся. — Никак нет, не они. Это… — он вдруг замолчал. Пришлось все же самому трубку поднять.
— Генерал Киву? — услышал он совершенно незнакомый голос. — Ваш телефонист слегка под гипнозом, будьте к нему милосердны. Нам необходимо встретиться и переговорить…
