Тысяча триста мужчин, собранных из Уппланде, Сёдерманланде, Нерке, Эстеръётланде и Вестманланде с Вестеръётланде и прочих мест, из которых каждый шестой имел добротное вооружение, и около ста шестидесяти нищих паломников – будущая рабочая сила – утром стали грузиться на семь десятков кораблей в нескольких портах одновременно. Бочки с солониной, вяленой рыбой, зерном и драгоценной солью разместили на купеческих шнеках, они после разгрузки уйдут восвояси, некоторые – прямиком к Ладоге и даже Новгороду, успеть затариться русским товаром. Амбаркация шла несколько дней, и на это время выход из портов был закрыт. Держать в тайне перемещение такого количества войск не представлялось возможным, но для этого времени были созданы беспрецедентные меры безопасности, как, например, временный арест смоленских и псковских купцов. Так, вскользь случайно было обронено, что идут подсобить орденским немцам. Простачок, может, и поверил бы, но знающие люди лишь качали головами: с Русью надо дружить, торговать и совместно участвовать в военных походах.
* * *
Первого июля Пахом Ильич встретился со Сбыславом Якуновичем. Боярин с дочерью приехал в терем купца рассчитаться за свадебный наряд Анисьи. Хотя гривны давно уже были отданы, Сбыслав сделал вид, что сего не знает, вот и прикатил спозаранку. Пахом встретил дорогого гостя на крыльце в своей лучшей шубе и после обмена любезностями, обливаясь потом, предложил пропустить по стаканчику не какой-нибудь кислятины, подвезённой с немецкого подворья, а немного сладковатого и терпкого вина, настоящего бастардо. Узнав историю рождения сказочной грозди, гость от желания испить неизвестного напитка чуть не позабыл о цели своего визита.
– Не откажусь, Пахом Ильич. Названия даже такого никогда не слышал, не то что пробовал.
Войдя в кабинет, боярин уловил нисходящий поток воздуха, задрал голову и если б не заботливые руки хозяина, то рухнул бы на пол. На потолке крутились лопасти вентилятора, питаемые от солнечной батареи и ветряка, установленных на крыше дома.
– Душно тут, вот прохладу создаёт. – Пахом показал пальцем на медленно вращающуюся конструкцию. – Нравится?
– Э-э-э… мэ-э… чудно-то как. – Якунович уселся на софу, одновременно трогая рукой кожаную обивку. – Мягко. Откуда всё это, Пахом Ильич?
– Лавки короткие – это Тимофей сделал, а ветродуй с юга привёз. – Ильич подошёл к шкафчику, достал запечатанную сургучом глиняную амфору с греческими рисунками и пару бокалов на тонкой ножке.
– Рассказывала мне Аниська, что много чудес у тебя дома, да все не верилось.
– Это всё мелочи, так сказать, антураж. Давай выпьем, ты ж поговорить со мной приехал, а девочки сами разберутся. – Пахом сковырнул сургуч и ловко вкрутил штопор в пробку.
– Да уж, эти разберутся. Палец в рот не клади, по локоть откусят. – Боярин повел носом, пытаясь уловить аромат вина, заполнявшего комнату.
– Слушаю тебя, Сбыслав Якунович, – указывая рукой, мол, располагайся, Ильич уселся в кресло и пригубил тёмно-бордовое вино, наблюдая за гостем, который повторил действие за хозяином дома.
Ещё год назад Пахом и подумать не смел бы, что такой уважаемый человек окажется у него в гостях. Да что там в гостях, встреться они на улице, так и разговора бы даже не случилось. И дело вовсе не в деньгах, мало ли у кого их сколько? Просто до этого момента их интересы никогда не лежали в одной плоскости хитросплетённой системы координат сословных отношений. И когда пришло время, Пахом Ильич со всей остротой почувствовал, как оказался не только среди новых игроков, а и на новом для себя поле. Одно его успокаивало, что правила игры практически не поменялись. Безусловно, они стали чуточку жестче, и соперники круче, но всё остальное, сугубо хищническое, оставалось прежним.
– Божественный нектар, в жизнь не пивал ничего лучше. – Сбыслав не выдержал, осушил бокал до дна, перевернул, показывая, что не осталось ни капли. – Слышал я, что история с озимой рожью не совсем то, что затеял ты делать, Пахом Ильич.
– Допустим. А тебе-то какое дело?
– Ты, Пахом Ильич, не зарывайся. Если один раз поймал удачу за хвост, то задумайся, может, кто-то тебе это позволил сделать?
