— Это эмоциональный центр мозга, верно?
— А также центр поведения, долговременной памяти и мотивации. Это исходная точка любой особенной способности. Но она способна слегка искажаться. Именно поэтому мы редко добавляем лимбиум в эликсиры, а используем только по капле. Хотя в твоем случае это по-прежнему смертельное количество…
Он потерла руки, вспоминая жжение крапивы в тот момент, когда пила эликсир, данный ей Дексом. Правда ли в нем была лишь капля?
— Почему ты спрашивала? — поинтересовался Кеслер. — Ты все еще чувствуешь побочные эффекты от прыжка?
Софи надеялась, что он не заметил долю ее колебания прежде, чем она ответила:
— Как бы я могла? Грэйди и Эделайн заставляют Элвина проверять меня раз в неделю.
— Это не ответ, — подчеркнул он.
Ей пришлось бороться с желанием выдернуть ресницу.
— Я в порядке.
И она была в порядке.
В очередной раз она напомнила себе о том, сколько раз ее проверял Элвин. Возможно, ей нужно было побольше спать.
Кеслер не выглядел убежденным, поэтому она добавила:
— Просто мне снится много кошмаров. Но от этого нет никакого эликсира.
— Нет, пока ты не захочешь принять успокоительное, — согласился Кеслер.
— Спасибо, я пас.
— Да, я тобой согласен, — сказал Декс, присоединившись к ним. Он переоделся в голубую тунику и смыл большую часть розовой слизи, но рядом с левым ухом по-прежнему виднелось маленькое пятнышко. — У меня было достаточно успокоительного, чтобы продлить пять жизней.
Кеслер закашлялся, но это больше звучало как приступ удушья. Через секунду он прокашлялся и прошептал:
— Я лучше вернусь к уборке. Декс, Почему бы тебе не отвести Софи к себе в лабораторию?
— У тебя есть лаборатория?
— Да, и он обычно использует ее, чтобы создавать все виды эликсиров, которые ему не следует.
Софи улыбнулась. В прошлом году она видела один из особых эликсиров Декса в действии, когда он сделал Стину лысой. Она никогда не представляла себе его и лабораторию. Она до сих пор не видела его комнату. Он всегда сам приходил в Хевенфилд.
— Сюда, — сказал Декс, указывая ей на дверь с надписью «ЗАПАСЫ».
Сандор попытался проследовать за ними внутрь, но тесные проходы между стеклянными полками в кладовой были расположены не достаточном расстоянии друг от друга для громоздкой фигуры гоблина. Через несколько шагов он вздохнул и оглядел комнату.
— Думаю, я могу следить отсюда.
Улыбка Софи стала шире. Она старалась понять, как остаться наедине с Дексом на некоторое время. Сейчас же ей просто нужно было сообразить, как поднять вопрос о том, чего они оба так старательно избегали последние несколько недель…
Декс повел ее по железной лестнице и похлопал в ладоши, когда они забрались на вершину. Загорелась ниточка свисающих сфер, освещая маленькую комнату в уголке под изогнутой крышей магазина. Единственной мебелью были лабораторный стол и стул, окруженные извилистой стеной полок, которые на удивление были все организованны. Софи ожидала всевозможных, безумных бурлящих колбочек и флаконов, но все оборудование Декса для алхимии было затолкано в углу стола, их место занимали крошечные схемы, провода и кусочки технических приспособлений.
— Практикуешься в своих способностях? — спросила она, радуясь тому, что он не позволял своему таланту полностью пропадать впустую.
— Только пока не проявится что-нибудь еще.
— Ты такой странный.
— Вот почему я тебе нравлюсь, — усмехнулся он и жестом попросил ее занять единственный стул в комнате. Затем прислонился к столу, взяв кусочек устройства, и начал возиться с проводами, когда спросил:
— Ну, что случилось, и не говори «ничего». Я достаточно хорошо тебя знаю.
Все подходящие слова исчезли из ее головы.
— Я, эмм… Мне просто интересно, это та открытка, которую я подарила? — она указала на голубую открытку, стоящую в центре его стола.
Щеки Декса вспыхнули, он схватил открытку и поставил ее на самую высокую полку, до которой только он мог дотянуться.
— Хватит медлить.
Софи потянула рукава своей серой, полосатой туники.
— Хорошо. Хорошо. Мне… нужно знать, что ты помнишь.
Больше она ничего не сказала, но ей и не нужно было. Декс резко вскочил, скрестив руки у себя на груди. Секунды тянулись, переходя в минуты, хотя ощущались они, как часы перед тем, как он, наконец, пробормотал:
