Сережа проснулся от гула мотора. Летел самолет… совсем близко… прямо над деревней.
Будить Любочку или не нужно?
Сережа накинул пальто (спали не раздеваясь) и вышел на террасу. Темная, душная, сырая ночь. Низкие облака.
И вдруг Сереже показалось, что гигантский невидимый поезд, пыхтя и ломая деревья, несется к ним из леса. Откуда поезд? Или, может быть, это шум внезапного дождя?
Дома, деревья, дорога — все осветилось ярким электрическим светом. Белые огневые костры запылали всюду.
Сразу стало сухо во рту… Зажигательные бомбы!
Следующая мысль была гордая и даже радостная:
«Я не боюсь».
Захотелось не растеряться и сейчас же сделать все самое нужное.
Под окном плевался и разбрызгивался нестерпимо белый фонтан. Сережа схватил лопату и закидал его песком. Потом вбежал в дом и разбудил Любочку.
— Скорее в щель!
Она никак не могла попасть на бегу в рукава пальтишка.
Подталкивая ее к двери, он накинул одеяло ей на плечи и крикнул:
— Завернись, там сыро!
Мамин приказ был короток и строг:
— Бросать все, думать только о Любочке!
Но Любочка уже прыгала в темную дыру щели. Значит, можно еще что-то сделать.
На их участке горели еще три бомбы: одна у плетня — он закидал ее и помчался с лопатой в руке к той, которая лежала в саду на дорожке. Стал сыпать на нее землю с грядки и вдруг подумал:
«Глупости делаю! Эти ничего поделать не могут. Пусть горят». Он обежал кругом дома. И, только завернув за угол, увидел, что дом наискосок от них пылает не белым уже, а настоящим, красным, пожарным огнем.
Рядом, с чердака Катиного дома, в щели между бревнами и в слуховое окно пробивался неистово яркий белый свет.
XIII
В эту ночь Елена Александровна, Катина бабушка, доказала, что недаром она мать трех командиров. Разбуженная шумом падения бомб и ярким светом, она сгребла Катю с постели и вытолкнула ее на террасу вместе с одеялом, пальто и подушкой.
— В щель беги! — крикнула она и, увидев свет, на чердаке, бросилась в сени.
Катя, не успев ничего еще понять спросонок, покорно побежала, путаясь ногами в одеяле, обеими руками прижимая к себе подушку. В щели было одиноко, темно, страшно и сыро.
Из соседней щели она услышала плач Любочки.
— Не плачь, Любочка, я к тебе иду! — закричала она и, низко согнувшись, вполне сознавая, что рискует жизнью, стала перебегать из щели в щель.
Самолет опять гудел над Дубровкой, как будто немецкий летчик хотел полюбоваться делом своих рук.
«Сейчас фугаску сбросит!» — думала Катя, перелезая через низенькую загородку и всей спиной ощущая опасность.
Девочки прижались друг к другу, закутались в одеяла и дрожали вместе.
— Открой рот, — сказала Катя. — Он может фугаску сбросить… в пожар… Они всегда так делают. А если с закрытым ртом взорвется — оглохнуть можно!
Любочка не поняла, кто, собственно, может взорваться с закрытым ртом, но на всякий случай покорно открыла свой рот.
Вдвоем стало тепло, они перестали дрожать, а когда человек не дрожит, ему уже не так страшно.
Елена Александровна, вытолкнув Катю, с легкостью молодой девушки поднялась по приставной лестнице на чердак.
Она вышибла слуховое окно и, подхватив бомбу лопатой, выбросила ее в сад.
Потом, плача от дыма, стала лить воду на тлеющие уже бревна. Выброшенная бомба шипела и плевалась у крыльца среди георгин и настурций.
К ней бежали трое: Сережа и Федюшка с отцом.
— Моя бомбочка! — кричал Федюшка, готовый, кажется, животом лечь на бомбу в своем усердии.
Из окна бабушкиной комнаты вдруг полетели в сад подушки и перины. Это орудовала Нюрка.
— Что ты делаешь, скаженная! — крикнул ей отец. — Оставь, не бросай, никакого пожара нет!
— Как нет? — отвечала Нюрка. — У Петровых горит!
— Далеко, и ветер в другую сторону. Бери ведро, натаскайте воды, полейте Сережину крышу, чтобы искра не попала!
Иван Кузьмич побежал в сторону горящего дома.
На Сережиной крыше сделали настоящее болото, потом на всякий случай полили у Кати. Скрипел колодец, хлюпали и били по ногам мокрые подолы.
В Дубровке сгорело четыре дома, остальные удалось отстоять. Начинало светать. Маленькие сонные ребятишки выползали из щелей по сырым, обсыпающимся ступенькам и рысцой бежали к дому, в теплые постели.
