Избранные произведения : в 2 томах. Том 1 - страница 70

Когда осталось уже совсем немного, Андрюша вдруг понял, что надо вот сейчас, сию минуту поговорить с Леней, нужно его попросить, сказать, что невозможно больше с малышами. Тем более, завтра воскресенье, может приехать кто-нибудь. Вдруг мама приедет или отец. И к другим ребятам тоже… Пускай хотя бы в воскресенье…

— Леня, я хотел тебя…

Андрюша запнулся. Разве можно просить об этом сейчас? Леня подумает, что и помогать ему Андрюша ради этого помчался.

— Ты что-то мне хотел сказать?

— Нет, я ничего.

Ладно! Если мама приедет, тем лучше. Увезет его из лагеря, вот и все!

Думая об отъезде из лагеря, Андрюша великолепно знал, что никакого отъезда завтра не будет, ни полслова маме он не скажет об этом. В лагере ему нравится, никуда уезжать не хочется… Но почему все так нелепо получилось? И, главное, безнадежно. О возвращении в третий отряд теперь даже заикнуться нельзя. Так все и останется… навечно!

Слезы пришли как раз в неудобный момент, когда обе Андрюшины руки были заняты, — он держал согнутую еловую ветку, а Леня забивал гвозди. Андрюша даже отвернуться не мог, он только прикладывал то правую щеку, то левую к коротким рукавам голубой майки. Леня — спасибо ему — делал вид, что ничего не замечает. Андрюше удалось овладеть собой только на последней букве.

Леня сказал:

— Смотри, как ты неосторожно, все руки исцарапал… Сбегай-ка к доктору, попроси йодом намазать.

— Пустяки! — ответил Андрюша, поспешно отступая и поднося к губам исцарапанный палец.

— Пойди и попроси намазать йодом, слышишь? Или что? Хочешь, как зверь лесной, бежать куда-нибудь в глушь и там в одиночестве зализывать свои раны?

Андрюша засмеялся, вынул палец изо рта и помчался к доктору.

Вечером, подбегая к флагу, Машенька очень удивилась, что Андрюша пришел раньше ее. Возможно даже, что он пришел раньше всех. Стоял очень хорошо, а лицо у него было серьезное, даже грустное. Один палец завязан — указательный на правой руке.

С другой стороны подошел и стал рядом с Машей Котик Синицын.

Он осторожно ступал на пятку, поднимая носок. У него была завязана левая нога.

— Рапорт сдан!

— Рапорт принят…

Маленькая пауза. Старший вожатый как будто задумался на секунду:

— Андрюша Кузнецов, на флаг!

Сначала Андрюше показалось, что он ослышался. Потом, — что в лагере неожиданно появился его однофамилец. Но и Леня и Сергей Николаевич смотрели прямо на него, да и все ребята тоже.

А Маша испуганно подталкивала его в спину:

— Что же ты? Иди!

Андрюша бросился к трибуне, на полдороге остановился, крикнул:

— Есть на флаг! — и помчался дальше.

— Спустить флаг!

Андрюшино: «Есть спустить флаг!» — прозвучало уверенно и четко.

Сергей Николаевич все-таки обернулся и тихо сказал:

— Не спеши.

А потом:

— Пойди стань на свое место.

Ноги понесли Андрюшу к малышам, обратно в пятый отряд. Но он уже видел, что ребята улыбаются, что Сергей Николаевич показывает совсем не туда, а в третьем отряде мальчики раздвинулись, освобождая для него место. Машенька, радостно засмеявшись, опять толкала его в спину.

— Картошку чистить! Подумаешь, какое удовольствие: картошку чистить! Мы в лагерь приехали отдыхать, а не картошку чистить!

Витя Грачев, капитан и центр нападения лагерной футбольной команды, неторопливым движением отрезал наконец завиток кожуры и перебросил очищенную картофелину Грише Самсонову. Гриша не ожидал этого, но недаром он был лучшим вратарем в лагере. Ловко поймал картофелину правой рукой, перекинул в левую, нацелился… Звучно булькнув, картофелина упала в ведро.

— Счет по-прежнему четыре ноль в нашу пользу, — сказал Сережа Ильин и прибавил восторженным тоном радиокомментатора: — Самсонов в великолепном броске взял мяч!..

Звеньевой Кирилл Лебедев заглянул в ведро с неодобрительным видом:

— Да, к сожалению, счет почти не изменился. Лучше глазки вырезайте, ребята.

Сделать замечание лично Вите он не решился.

В первом звене первого отряда было два командира. На футбольной площадке командовал Витя, во всех остальных случаях жизни — Кирилл.

После победоносного матча с соседним лагерем футбольная площадка перевесила, и авторитет Кирилла пошатнулся.