— Обязательно пойдем, — с твердостью ответила Лена. — Ребята, становитесь парами, мы пойдем в овраг и нарвем вам много земляники.
— А я буду рвать сам, — вызывающе ответил Кук.
Гали засмеялись.
— Становись, Юрик, бери Кука за руку.
— А я парами не хочу!
Кук отбежал в сторону. Юрик жалобно посмотрел на Лену.
До оврага Лена вела Кука за руку, а Боба шел с Юриком и очень страдал: было неясно, руководитель он или ребенок, не такая уж большая была между Бобой и Юриком разница.
Когда спустились по тропинке в овраг, Кук убежал куда-то совсем далеко, кричал, что парами не пойдет, рвал землянику сам, ел щавель и угостил маленькую Галю.
— Смотри, Кук! Чаша моего терпения лопнет! — сказала Лена.
Шлепать ребят, конечно, было непедагогично.
Но к концу дня Лена поняла, что не шлепать их бывает иногда очень трудно.
Лена устала так, как будто она прошла не полкилометра до оврага, а не меньше двадцати километров. У нее все кипело внутри.
Она поняла, что значит выражение: «руки чешутся».
У Лены чесались руки.
В ладонях у нее было такое ощущение, как будто она уже шлепнула непокорного мальчишку по мягким частям, — так крепко шлепнула, что по своей же руке мурашки пошли.
Может быть, если бы Лена не была директором детского сада, она и не удержалась бы.
Может быть, если бы директор остался один на один со своим воспитанником, и сам директор не удержался бы.
Но Лена чувствовала, что на нее смотрят все, что судьба детского сада зависит от ее выдержки.
И она делала замечания Куку, как Ольга Андреевна, даже не повышая голоса.
XI
В четверг Лена начала бояться Кука.
Она пришла утром в сторожку с унизительным чувством страха. Она знала, что этот крошечный мальчишка, даже очень симпатичный на вид, опять откажется повиноваться, будет говорить дерзости и мутить всех.
И опять развалится от грубых толчков с таким трудом и с такой любовью построенный красивый карточный домик.
Сначала играли в кубики, все как будто пошло хорошо. Лене даже стало казаться, что Кук забыл про вчерашнее и будет слушаться.
Но когда ребят построили на прогулку, Кук отбежал в сторону и крикнул:
— А я парами не пойду!
Лена подошла к нему.
— Ты пойдешь, Кук, пойдешь вместе с Юриком. Будь умницей, не задерживай всех.
Кук посмотрел на нее снизу вверх и сказал:
— А вот я тебе сейчас набью мойду! (то есть морду, — Кук картавил).
Он прибавил еще несколько слов и выражений, с которыми дедушка Николай иногда обращался к Белоглазке.
Если дедушка Николай при этом видел, что Ленина мама где-нибудь недалеко и могла слышать, он смущенно улыбался и деликатно говорил: «Извиняюсь!»
Кук не сказал: «Извиняюсь!» Он смотрел прямо Лене в глаза. Это был вызов.
Витька громко захохотал, Кирюшка тоже начал смеяться, но увидел негодующие лица девочек и притворился, что он просто кашляет.
Чаша Лениного терпения лопнула!
— Не уходите никуда без меня, — сказала Лена Томочке, — гулять будем после обеда. А сейчас я схожу домой и напишу записку родителям.
Сторожиха Маруся убрала печку, задернула пеструю занавеску, вымыла пол в кухне. И села у раскрытого окна, уронив на колени проворные, ловкие руки.
В доме было очень тихо. День был еще совсем длинный.
Она могла начать стирку или дошивать давно скроенные Бобины штанишки. Могла просто пойти погулять или даже подремать часок перед обедом.
А пока она будет спать, никто не упадет со ступенек, не побежит к речке, не выйдет за ворота. Это было совсем новое и очень странное ощущение. Тишина в доме. Можно спокойно делать что хочешь.
Для начала она решила наломать свежий веник и вышла на крыльцо.
— Здесь живет гражданка Серебрякова?
Маруся с удивлением обернулась.
— Вам письмо.
Перед ней стояли Кирюшка и Боба. Кирюшка задыхался, захлебывался и явно трусил. У Бобы был спокойный вид человека, исполняющего свои служебные обязанности, не опасаясь последствий.
— Какое письмо?
— От директора, — сказал Кирюшка.
— Пал Палыча? — еще больше удивилась Маруся.
— От директора детского сада, — с твердостью возразил Боба, — и не письмо, а записка родителям.
Он взял у Кирюшки сложенный, как аптечный порошок, лист бумаги и хладнокровно протянул его матери.
